<…> Другая поэтесса, интимно чувствующая поэзию вещей, поэзию будничной жизни – Марина Цветаева*. В предисловии к своей книге она говорит: “Не презирайте внешнего! Цвет ваших глаз так же важен, как их выражение, обивка дивана – не менее слов, на нем сказанных… Нет ничего не важного! Говорите о своей комнате: высока она или низка, и сколько в ней окон, и какие в ней занавески, и есть ли ковер, и какие цветы на нем?..”
“Мои стихи – дневник, моя поэзия – поэзия собственных имен”. И, действительно, стихи М.Цветаевой интимны: она пишет о маме, о сестрах, о Володе, Сереже, о своих прогулках по Тверской – словом поэтесса, я бы сказал, даже демонстративно интимна. Часто эпиграфами к своим стихам она ставит отрывки каких-то домашних разговоров, заботливо помечая: “разговор 20 декабря”, “разговор 27 декабря”.
Она любит и чувствует поэзию вещей старых и по-детски тоскует об их исчезновении:
Слава прабабушек томных…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Грузные, в шесть этажей…
Стихи М.Цветаевой изящны и музыкальны. В них много чистого, почти детски-наивного, искреннего чувства, хотя эта детскость подчас и утомляет. Интимность в поэзии хороша тогда, когда она обобщена и оправдана внутренним необходимым значением. К сожалению, этой оправданности в стихах Цветаевой часто не бывает.
