Страницы
1 2

Иваску Ю. П. 2

7

Vanves (Seine)
33, Rue J. В. Potin
26-го февраля 1935 г.

Милый Юрий Иваск,
Пишу вам наспех – это письмо совсем не то – но те письма и остаются, и корреспондент не получает ничего – кроме обиды.
Пишу Вам среди рукописи – даже-сей – целых трех! – о Гронском1, которые должна слить – сбить – в одну. Одна была для П<оследних> Нов<остей> (не взяли, т. е. заваляли – и я взяла)2, другая для сербского «русского Архива»3 (мы с Гронским – в архив! Si jeu-eunes . Он eternellement, но я, кажется – тоже – eternellement …), а третья – собственные мысли. Всё это буду читать 10-го, в Salle de Geographie – его моим друзьям4. Это – моя единственная гласность. М. б. – потом – возьмет Сербский Архив – по-сербски. По-русски мне о Гронском сказать не дали.

Наспех – ответ:
Vanves–banlieue – пригород, в 15 мин<утах> ходу от последнего парижского метро. Развалина – 200 лет – каштан в окне – я.
Н<иколай> П<авлович> трагически погиб (случайность), но никаких «трагических» обстоятельств не было, – в полном цвете и силе. Обо всем этом – пишу, а Вы – не прочтете.
Вы первый сказали «сын Цветаевой». Первый – осознали. Спасибо. Георгий (материнская транскрипция)5 – Мур – родился 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, в полдень – в чешской избе – в метель – в синем пламени загоревшегося спирта.
В меня: квадратом плеч, крупной головой, упорством, мыслью, словесной, верней – филологической одаренностью и математическим ничтожеством (первый во всем, кроме) – и более всего в меня – тем, что – е себя.
Обрываю. Пишите.
МЦ.

8

Vanves (Seine)
33, Rue J. B. Potin
8-го марта 1935 г., пятница

Читая Ваше последнее письмо, я с третьей строки вслух сказала: – Умник! (Мур: – Кто? Я? – Нет, он. – Кто? – Иваск. – Что-о-о?) – и еще раз: – Умник! – и еще, и еще. Ваше письмо читалось под вслуховой припев – «Нарцисс» Вы или нет (какая пошлость! брать нарцисс – цветок – и миф – в кавычки, подразумевая им нечто недоброкачественное, развоплощать его – так. Ва<ша> пока по мне, единственная погрешность – безвкусия <, в>которым всегда винили меня и которым я совсем <не> грешу – итак, самовлюбленны Вы или нет, но – <несколько> перестроим фразу:
– Во всех Ваших писаниях – ко мне и, вообще, мне известных – если хотите – сознание своей силы, знание себе цены, радость своему уму, но самолюбования (влюбленности) во всей русско-интеллигентской земск<ой> и врачебной осуждающей невылазной бездарной чеховщине этого слова – нет. Самолюбуются все молодые парижские (пражские, варшавские, а также и царёвококшайские)1 поэты: бездари; самолюбуется, нап<ример> – Поплавский2 – предельный пошляк. Самолюбуются – когда нечем.
А не знать себе цены, зная цену всему остальному (особенно – высокому!), из всего ценного не знать цены именно себе – это какая-то местная слепость или корыстнейшее лицемерие. Все настоящие знали себе цену – с Пушкина начиная. (До Пушкина! Или, м. б. – кончая, ибо я первая после Пушкина, кто так радовался своей силе, так – открыто, так – бескорыстно, так – непереубедимо!). Цену своей силе. Свою силу (Не свою!).
«Я – последний из последних» есть предательство и чернейшая неблагодарность. (Не понимаю Серафима Саровского3 и вообще ни одного смиренного святого. Понимаю А<постола> Павла4. – Il faut obeir a Dieu plutot qu’aux hommes .) Если красавица невинно уверяет Вас, что она не красавица – она слепая. Или кокетка. Или дура. То же об уме. Не то же, ибо ум есть прежде всего зрячесть. Умный, не видящий своего ума только потому что это он – дурак. (Красавица же остается красавицей.)
Ум (дар) не есть личная принадлежность, не есть взятое на откуп, не есть именное. Есть вообще – дар: во мне и в сосне. И какая мелочность – не радоваться ему, п.ч. он у тебя под черепом! Какое себялюбие! Какое сведение всего к только-сему.
Нельзя не знать своей силы. Можно только не знать ее пределов. Нельзя их знать.
Внешняя скромность – только воспитанность. Именно потому, что я Рокфеллер5, мне у тебя в гостях всё нравится. Но не подавай мне жареной подошвы, п. ч. я – тоже человек.
Вся наша жизнь – сплошное снисхождение (человека в нас, а может быть – божества) к малым сим. Но как иногда от сих малых – тошнит и как хочется – великих тех! Не глотать. Встать во весь рост – не боясь испугать: убить.

Итак, нарцисс – достоверный, звездообразный, б<ывают> белые и желтые, – цветок, которым всегда зимой и летом, пахло в конце нашего пансионного коридора, возле огромной чугунной печки, гудевшей от моего бега – 1903–04 г., Лозанна, Ouchy (3, Boulevard de Grancy, 3 Pensionnat de M-elles Lacaze)6.
2) Миф о юноше, отчаявшемся когда-либо встретить еще такую красоту и обреченном на эту невозможную неизбежность: любить – себя, которого нельзя любить7.
Милый друг, я ведь сама, в они дни, выла (о, не громко! в стихах и внутри) от того, что я – я, я, а не мой сосед. Как бы я себя любила – и человека и поэта, и всё innombrable и innomable , что я есмь – если бы не была – я. Но не смогла (и Нарцисс не смог, хотя его дело был несравненно-проще) и всю жизнь напролет пролюбила – не тех, в моем мире (единственном мною ценимом) меньших, слабейших, неравных, неровень. (Есть другой мир, где я слабейшая, последняя из последних, но этот мир для меня сам – последний из последних: активизм, строительство – «жизни» и заводов, и т. д.). Из равных себе по силе я встретила только Рильке и Пастернака. Одного – письменно, за полгода до смерти, другого – незримо. О, не только по силе – поэтической! По силе всей + силе поэтической. (Словесно-творческой.) Ибо вся сила вне словесной для меня не может быть. Для меня (во мне и в моих требованиях) они – одна. Немого себя – и Р<ильке> – и П<астернака> – я не мыслю. А я на всех (кроме Наполеона, который знал: – Je desire que mes cendres reposent sur les bords de la Seine, au milieu de ce peuple francais que j’ai tant aime! – )8 на всех, томе Наполеона, в каком-то смысле гляжу как на глухонемого, которому не дано осознать, кто он и потому – сказать. А они на меня (те иные великие: великие действия) – как на безрукого. Которому ничего не дано сделать.
Об этом – с иного краю – Вы говорите, говоря о бескрылых вождях и крылатых ведомых. (Я доострила Вашу фразу. А можно и: о бескрылых тиранах – и крылатых рабах. А можно и – крылатых когортах. Так, кажется, всего лучше. Но формула (наблюдение, начало сопоставления) – Ваша)9.

О Н. П. Гронском. Вы правы, Гронский был моей породы. Откуда вы знаете о нашей дружбе и ее плацдарме (ибо дружба была – боевая) – медонском королевском лесе и, даже, лесах? Я была его первая любовь, а он – кажется – моя последняя. Это был мой физический спутник, пешеход, тоже горец, а не морец. Потом мы разошлись (c’est le cas de dire , – мы, так много ходившие вместе, – сошедшиеся – как спевшиеся!) из-за вещи, которой никто не понимает (отец, мать – и даже я сама). Значит – не из-за нее. Значит, она – повод, и расхождение было заложено – м. б. именно в этом большом согласии нашего пешеходчества.
…Я читала его тетрадку, которая выйдет книгой, первой книгой (всех будет – три). И выйдет – в Ваших краях. Кажется, в нашем бывшем Юрьеве10.
(Отец сидел и читал его письма ко мне, а я его тетрадку – тоже ко мне.) Там одно посвящение мне11 (м. б. есть маленькая неточность, привожу из памяти)

Марине Цветаевой
Из глубины морей поднявшееся имя,
Возлюбленное мной, как церковь на дне моря,
С тобою быть хочу во сне, на дне хранимым
В бездонных недрах твоего простора.

Ушед в …… сон с собором черным
И ангелы морей мне будут вторить хором12.

Когда же в день Суда, по слову Иоанна,
Совьется небо, превратившись в свиток,
Я буду повторять во сне: – Осанна!
Оставленный, и в день Суда – забытый.
(1928 г., 18 лет)

Одно – мне – и все остальные – некоей «В.Д.»13, но – очень странно – с моими приметами. (Эту «В.Д.» я видела – между горной фляжкой и еще чем-то горным – в его посмертной комнате. Веселая хорошенькая современная барышня, снятая лежа, – лицом к зрителю. Смеется.) Я тогда ходила в пелерине, самой простой, грубой, темно-синей, сестре-милосердинской, только без креста. Так не только тогда, так никто никогда не ходил, – значит и «В.Д.» И такие строки – или вроде – о крылатом безруком существе (плащ дает крылья и лишает рук!) – посвященные ей которая, очевидно, ходила в модном поколенном пальто. (Пелерина была дли – ин – на – я.)
Ясно, явно, что он, написав мне, потом, с досады, с обиды, одним махом пера – ей, ибо буквы посвящения – другими чернилами, – post-fact’ными. (Вся книга – черными, все посвящения ей – лиловыми, видно, что надписал всё сразу, – решив.)
Уцелела вся наша переписка. «Письма того лета» – так бы я назвала. А то лето было – тысяча девятьсот двадцать восьмое. Я была на море, он – в Медоне. Двадцать семь – его писем, и, кажется, столько же моих. (Своих, естественно, не считала)14.

Я написала в Белла-Донне15 короткий исчерпывающий отзыв (ПОСМЕРТНЫЙ ПОДАРОК), который до сих пор – три месяца! – валяется в Послед<них> Новостях. О их же поэме, о сыне их сотрудника и даже больше – и не хотят: молча, как ничего (всего) моего. Статья разрублена мною, по подневольному требованию отца, – ПОПОЛАМ, просто под трехсотой печатной новостной строкой – подпись16. Остающаяся часть, по тайному сговору с П. П. Гронским, воровски должна была идти под другим названием (Корни поэзии) с ввинченной вводной фразой. Ибо двойного фельетона мне не дают, а вещей с продолжением – не печатают. Но и это не помогло. (Демидов, от которого всё зависит, П. П. Гронского о вел за гробом, и он знает, что для отца каждое слово в печати – о его сыне, знает и мою дружбу с Н<иколаем> П<авловичем>) – и именно мне не дают сказать о Белла-Донне. (Были уже статьи Адамовича17 и Бема (в Мече)18. Надо мной здесь люто издеваются, играя на моей гордыне, моей нужде и моем бесправии. (Защиты – нет.) Мою последнюю вещь (Сказка матери) – изуродовали: сорок самовольных редакторских сокращений посреди фразы. Убирали эпитеты, придаточные предложения, иногда просто два слова (главных! то, ради чего – вся фраза. Ведь это – детская речь!).
Сказка матери – не моя вещь. Отказываюсь19.

От меня, после 2-летнего невыносимого сосуществования, ушла дочь – головы не обернув – жить и быть как все20. Та самая Аля. Да.
От черной работы и моего гнета. У меня – само-вес, помимовольный. Не гнету я только таких как я. А она – обратная. Круглая, без ни одного угла. Мне обратная – во всем.
<Приписка на полях слева:>
Письмо не кончаю, а обрываю. Если быстро отзоветесь – напишу еще. Сколько подчеркнутых мест! Я вся – курсивом.
До свидания – в письме.
МЦ.

9

Vanves (Seine)
65, Rue J. B. Potin
11-го Октября 1935 г.

Если письмо действительно затерялось – потеря невозвратная, ибо в нем был негатив Гронского у подножья Белла-Донны. Молчите об этом, ибо родители даже не знали, что он у меня остался, – да и остался случайно: я отдавала увеличивать (для них) ряд его карточек, все негативы вернула, а этот случайно застрял.
А заказным я не послала – вот почему: Ваша марка (как и сегодняшняя: возвращаю обе) оказалась недействительной, ибо просроченной (срок – б месяцев) и мне бы сразу пришлось платить 3 фр<анка>, а я этого не могла. Вот и положилась – на почты: французскую и эстонскую. Очень печально, тем более, что снимок был отличный: юноша у горного (ледяного, снежного) озера, над ним – Белла-Донна. Лицо – веселое, горячее, обожженное снегом: тёмное.
В том письме я просила Вас отозваться немедленно, чтобы я не успела выйти из строя мыслей о Гронском. Была его краткая биография1, с рядом показательных случаев. Родословная. Физический портрет. Письмо, если Вы его любите, для Вас – незаменимое – и невосстановимое, как тот негатив. Обратно не пришло – и конечно не придет.

У Гронского-отца (тоже писала) был удар, даже два, один на Пасху, другой летом, сейчас он в санатории и, в общем – конченный человек, во власти первого сильного волнения. Ему даже запрещена карточка сына. Книгой ведает мать – и книга выйдет.
Мать лепит его большую голову – по прежним своим работам – и карточкам. Он, но – собирательный, основной, и – жёстче, чем в жизни. Он – черт, не он – выражений. Да этого должно быть скульптура дать не может. Можно будет добыть – для Вас, если очень захотите. Но так как она – нищая придется оплатить отливку. Не думаю, чтобы это превзошло средние возможности. Лепит она его в терракотовом пластилине: живом цвете и материале.

Да, если хотите книгу одним из первых – вышлите матери 12 фр<анков> по адресу:
Mme Nina Gronsky
14, Cite Falguiere
Paris, 15 me
Ряд его и ее друзей вносят сейчас, чтобы помочь оплатить типографию. А Вам корысть – получите до официального выхода. Экземпляров – всего – 300.
Там есть посвящение и мне, которого он мне никогда не прочел.

А вот – случайно сохранившиеся записи, в ответ на предыдущее письмо (я его не очень помню, м. б. вспомните – Вы) – тогда – Гронский занял всё место – в дело не пошедшие.
Просто – списываю:
«Уразумевать» нечего, ибо вещь – чисто внешняя. Психея – не этап (физический), это – сборник, т. е. собранные стихи, написанные в разное время (от 1916 г. до 1920 г., а м. б. и позже), если хотите – избранные стихи, выбранные по примете романтики: чистой душевности. Все мои книги – хронологические этапы: что в жизни – то в тетради, что в тетради – то в книге. (В жизни, читай: в мне данного дня.) А Психея – отбор, поэтому не этап: не часть пути, а, если хотите, вечное сопутствие.
Психея частично входит в Версты I, в Версты II (никогда не вышедшие), в Ремесло. Психеи – как книги – нет. Последовательность: Вечерний Альбом (1910 г.), Волшебный Фонарь (1912 г.), Юношеские стихи (неизданные: 1912–1916 г.), Версты I (изданные частично в советском сборничке того же имени: моем сборничке), – 1916 г., – Версты II (неизданные: 1916 г.–1921 г.), Ремесло (1921 г.), После России (1921 г.–1925 г.; кажется)2. После 1925 г. не издано ничего. Ясно? Это – мои этапы: мои тетради. А Психея – из разных тетрадей, т. е. разных лет. Психею, как всё, что написала – очень люблю. Вот уже не:
– Я вас не писал никогда!3
Не люблю только привередливости, внюхивания, предпочтения одного в ущерб другому. Скажем, не люблю Психею в известных руках: самих рук не люблю!

По поводу чувства (NB! наивный вопрос: есть ли у меня чувства) – чувство у меня всегда было умное, т. е. зрячее, поэтому всю жизнь упрёки: Вы не чувствуете, Вы – рассуждаете.
Если чувство есть слепость – я никогда не чувствовала.
(Das Gefuhl seiner Jugend ist schon ubersinnliche Jugend .) Все мои Gefuhle были – ubersinnlich, потому-то они и были – Gefuhle.
A Sinne – их кажется, 5, нет – 6 (Orientierungssinn ). Единственно-острое (до болезненности) – СЛУХ. Зрение – никакое (никогда бы не взяли в солдаты), осязание – среднее (обоняние впрочем – исключительное, но оно так сразу становится душевным состоянием, что его никогда отдельно не ощущала) – пошла спрашивать Мура, какое пятое, деловито высунул язык, итак, вкус – самый непритязательный. И – минус – чувства места: идиотизм на места: чувство контрнаправления.
И основное – над всеми и под всеми – чувство КОНТР – чисто-физическое: наступательное – на пространство и человека, когда он в количестве. Отсюда – мое пешеходчество и полное одиночество: передо мной всё отступает.

«Чувств» много в После России, почти сплошь. Если это не чувства, то у меня их – нет.

«По-русски трудно мыслить». – По-русски (по-всячески) ЧУДНО мыслить. Были бы косточки, а мясо вырастет.

О кубизме4 ничего не знаю: мне пришлось бы не говорить, а слушать.

Стихи двух родов, – и не двух: больше. Есть чистая лирика, есть гражданские страсти (1917 г.–1920 г. – Царская семья – Перекоп (заграница), есть ПЕСНЯ, – ЧЕГО – НЕТ???

Неудача в Молодце и Переулочках???5 Здесь придется воззвать – к большинству голосов моего читательского меньшинства (+ мой голос: большой, большинство моих голосов, ибо я – не забывайте – довоенная Россия по составу народонаселения!).
Переулочки (Вы этого не знали?) – история последнего обольщения (душою: в просторечии: высотою).
Если Вы не любите этих вещей – Вы просто чужды русской народной стихии. Народной стихии. Стихии.
(С. Маковский6 (оцените эпоху: Аполлон, Золотое Руно, Весы7, примат Петербурга) мне – обо мне, в 1924 г. – Это не всегда стихи, но это всегда – стихия!)
Русская стихия во мне обескровлена? обездушена?
NВ! Стр<аница> 7.
О Молодце только один отзыв: – Живой огонь!8 – Что это? Революция? Любовь? – так говорят самые неискушенные. Вы бы прочли отзыв Пастернака9.
Мне Ваш отзыв просто смешон, как если бы мне сказали: – Такая брюнетка, как Вы.
До того – не по адресу!

А «греческим» Вы обольщены из-за Вашего тяжкомыслия, -думия (у Вас Schwerblut и, вообще, Geist der Schwere , это не плохо – я только отмечаю…)10.
Вам труднее понять непосредственное.

«Народный элемент»? Я сама народ, и никакого народа кроме себя – не знала, даже русской няни у меня не было (были – немки, француженки, и часть детства – к отрочеству – прошла за границей) – и в русской деревне я не жила – никогда. В русской природе – да. И отец – владимирский: из старого (непрерывного и непрервавшегося) священнического рода: дремучего. Мы, по отцу с Бальмонтом – земляки11.

Лучшая вещь Гронского – Белла-Донна. Вещь его 18–19–20-летия: когда дружил со мной. О его книге я бы написать не взялась12: всё было дано в Белла-Донне, и всё дальнейшее – постепенное отбирание этого всего. «Муза Горных Стран»13 – просто скучна. После меня он впал в церковность, а от священников – какие стихи?? У Гронского одна вещь Белла-Донна. (Впрочем, Спинозы14 – я не знаю. Есть кажется еще одна моя (т. е. сильная – и в мои времена) – о летчике15. Отец мне читал отрывки. Но увидите, что Б<елла>-Д<онна> окажется – лучшей.)

Слух – без ушей, взгляд – без очей16.
(Н. Г.)

Жатвы – без рук, клятвы – без губ.
(МЦ. – те самые Переулочки)
и еще, в 1 ч<асти> Тезея – Ариадне, – сейчас словами не помню, но то же самое.
Когда вещь сильна, она еще не переимчивость, а – преемственность.
В слабой вещи – о лесах севера17 – у Г<рон>ского явное подражание Блоку (кажется 1932 г. – т. е. давно – о – расставшись со мною).
Гронского в Белла-Донне я чувствую своим духовным сыном .
Он был собой – пока он был мной.

Поплавского не только последним певцом, но вообще поэтом – не считаю18. У него была напевность, ничуть не лучше чем у Д. Ратгауза19. Только Ратгауз брал у Фета, скажем, а Поплавский КРАЛ у раннего Блока и всегдашнего Пастернака.
ПЛАГИАТ.
Доказать – берусь.

Ну, вот. Устала. Возвращаю два купона. – Жаль негатива. – Повторяю: – молчите.
Простите, что перепутала страницы, но писала с зверской головной болью: отписывалась, зная, что если не сразу – то никогда.
МЦ.
Пример «дубасят…» (М<аяков>ский и Ц<ветае>ва «дубасят»)
Никто ничего не отнял!
Мне сладостно, что мы врозь!
Целую Вас – через сотни
Разъединяющих вёрст!20
Это, по-моему, называется – ПЕТЬ. И таких примеров – ТОМ А.
Нет голубчик, ни в какие Вы меня схемки не загоните!21
Вам придется либо признать простое чудо, либо – сознательно его искажать – и, третье либо:
– отказаться. –

В Ваших стихах хороши строки:
И в потомстве ты не тот
И в раю – не тот, не ты22.

10

Vanve (Seine) 65, Rue J. В. Potin
23-го ноября 1936 г., понедельник

Милый Юрий Иваск,
Никакой статьи не получила – потому и задержала ответ, что каждый день я ее ждала, но очевидно она пропала в Совр<еменных> Записках или просто по дороге – если простое imprime – так что не вините меня в небрежности. Очень жаль, что не прочту до печати (если появится!)1 но м. б. – для Вас – лучше, так Вы будете вполне самостоятельны в своей оценке: всё равно всей меня не дадите, дадите свою меня – и пусть будет так.
Вчера у меня был молодой поэт А. Штейгер2, очень больной, хотя вид – здоровый – впервые в Париже после 1 1/2 года санатории – я спросила, что он делает, когда лежит (лежит – всегда) – ответ: – Составляю антологию русской поэзии, от самых ее истоков – для себя. – Тогда я подумала о Вас (эта антология – просто тетрадь его любимых стихов), знающем столько чудных старых, и дала ему Ваш адрес, чтобы послал Вам свои книги3 (он давно собирался, но никто из друзей (а по мне – «друзей») ему Вашего адр<еса> – по небрежности или другому чему – не давал, а я сама предложила, и он страшно обрадовался, и Вы наверно на днях получите от него письмо и книги. С ним стоит переписываться, и, во всяком случае, ему нужно ответить, он очень доброкачественен, несмотря на любовь к Поплавскому и дружбу с Адамовичем. И – не забудьте – трудно-больной.

А нынче получила книжку Kamena4 с переводом моего Прохожего. По-моему – у меня – проще. Я бы нашла двусловный возглас (лейтмотив всей вещи) – Прохожий! Остановись. – Говорю, что нашла бы, п. ч. только и делаю, что ищу и нахожу, переводя на французский Пушкина5 (стихами, конечно, и правильными стихами). М. б. некоторые мои переводы появятся, тогда пришлю Вам, – это сейчас моя главная работа.

Итак, статья не дошла и очевидно пойдет без моего просмотра. В добрый час! Во всяком случае Вы – первый (за 25 лет печатания и добрых 30 серьезного непрерывного писания) который отнеслись ко мне всерьез. Сердечный привет и благодарность.
МЦ.
P. S. Пришлите мне, пожалуйста, виды Печор6 – побольше, с природой. Я там никогда не была, но места – родные.
И нет ли там, у крестьян, старинных серебряных вещей, – я видела оттуда чудную огромную серебряную цепь, вроде как из серебряных ракушек – привезла поэтесса З. Шаховская – и на открытках с крестным ходом, у всех крестьянок – такие. И, кажется, у вас замечательный янтарь. Но искать нужно по домам, а не в антиквариате.
Узнайте и напишите мне цену (серебра и янтаря) – у меня за переводы могут быть деньги и хорошо было бы их превратить в такое, сказочное.
Переслать можно было бы с оказией.

Очень надеюсь на Вашу исполнительность – другого бы не просила.

11

Vanves (Seine)
65, Rue J. В. Potin
18-го декабря 1936 г., пятница

Милый Юрий Павлович,
– В Вашем отчестве я утвердилась после вчерашнего знакомства с Вильде1 – Вы его помните? Вы учились с ним во II или III к<лассе> гимназии – и Вас тогда звали Теленок. Все к Вам собираются летом: Штейгер, Унбегауны2 (он и она), Зуров3, Вильде – все кроме меня, которая ничего не знаю ни о лете ни о своих будущих летах.
Вы заинтересовались Штейгером – расскажу Вам о нем. Это – обратное Гронскому – м. б. я уже всё рассказала – и сказала. Я с ним дружила (письменно) всё лето, теперь встретилась, и мне с ним трудно потому что он ничего не любит и ни в чем не нуждается. Всё мое – лишнее. Но Вы всё-таки – попытайтесь, Вам – мужской дружбе – он м. б. и откроется (приоткроется). Живет он далеко загородом, в русском доме отдыха, адрес – если Вам нужно – 26, Avenue Chilperic Noisy-le-Grand (Seine). Сейчас он приблизительно-здоров, т. е. залечен. А сестра его, Головина, совсем погибает от туберкулеза – недавно был в пользу ее большой вечер поэтов5, но везти ее сейчас в Швейцарию нельзя – до того плоха. Оба они – существа городские.
– Ну, попытайтесь, м. б. и воскресите – не его (думаю, его тайна: Und wir sind von jenen Asren – Welche sterben wenn sie lieben 6, я его тайны не выдаю, она в каждой его напечатанной строке) – не его, а что-то – в нем, хотя бы интерес к самому себе. Мне это не удалось, и я с этим интересом к нему – одна осталась. Если когда-нибудь встретимся – расскажу.
В воскресенье, 20-го, его вечер7, два стиха прочтет сам, остальное – Смоленский8 и Одоевцева9, самые непереносимые кривляки из всех здешних молодых поэтов. Еще – Адамович почитает: Ш<тейге>р – его выкормыш10.

Вчера, у Унбегаунов (Вы о нем наверное слышали: блестящий молодой ученый – филолог – получил премию11 – читает здесь и в Бельгии – русский немец вроде Даля 12 – неустанный пешеход – мой большой друг) – много говорили о Вас, с моей помощью – целый вечер. Wilde рассказывал про теленка, Зуров про летнюю встречу с Вами и биографическое, я противуставляла Вас одного – всем молодым парижским (м. б. были и обиды…), цитировала: – «Хочу в Испанию, хочу в Россию, хочу в Германию… – но мне хорошо и здесь» – (А Штейгер не хочет ни в Испанию, ни в Россию, ни в Германию, ни ко мне в Ваяв, ни, главное, к себе).
Дать можно только богатому и помочь можно только сильному – вот опыт всей моей жизни – и этого лета.
Но не слушайте меня, Юрий Павлович, – попытайтесь. М. б. Ваши дары (в меру) – и придутся.
<Приписка на полях:>
Спасибо за Германию. С нею – умру.

Бальмонт совсем выздоровел, провела с ним недавно три часа в восхищенной им беседе, но продолжает жить в сумасшедшем доме13, п. ч. там – больше чем за полгода – задолжал. (Так продолжают брать в кредит с отчаянья…)
Бунин то в Риме, то в Лондоне.
Зайцев потолстел, поважнел и всей душой предан Генералу Франко14 – так и ходит с поднятой рукою и даже – ручкой. («Merci, merci, merci…»)
О себе. Пишу Мой Пушкин (прозу) и жду у моря погоды с моими пушкинскими переводами, за устройство которых (с любовью) взялись Слоним и Вейдле, но о которых пока ни слуху ни духу15.
Еще о себе: погибаю под золою трех дымящих печей qui me prennent le plus claire de mon temps (пол-утра сжирают!) – под грудами штопки – сын растет и рвет, а у меня нет Frau Aja, которая бы посылала, как – помните? – «Da – die neuen Hemde fur den lieben Aug<u>st! Mag er sie gesund und frohlich verwachsen und zerreissen… » и под грудами посуды – и под грудами стирки: нас четверо, а руки одни: мои.
Сначала 1917 г.–1922 г. – зола России, потом: 1922 г.–1937 г. – зола эмиграции, не иносказательная, а достоверная, я вся под нею – как Геркуланум16 – так и жизнь прошла.
Не жалейте!
МЦ.
<Приписка на полях:>
Что мне Вам подарить: вещь, а не книжки и фотографии. Летом будет оказия. Я серьёзно спрашиваю – подумайте. Вещь на каждый день и навсегда. У меня есть флорентийский портсигар – Вы курите?

12

Vanves (Seine)
65, Rue J. В. Potin
25-го января 1937 г., понедельник

Милый Юрий Иваск,
Наконец-то получила Вашу статью и, сразу скажу – разочарована.
Нужно было дать либо единство, либо путь (лучше оба, ибо есть – оба, и вопиюще – есть!) Вы же всё, т. е. двойную работу 20-ти лет, свалили в одну кучу, по мере надобности данного утверждения выхватывая то или другое, разделенное двадцатью годами жизни – не подтверждая строкой 1936 г. строку 1916 г. или, наоборот, одну другой не противуставляя – а смешивая. Так нельзя.
Общее впечатление, что Вы думали, что в писании выяснится, и не выяснилось ничего.
О таком живом, как я и мое, нужно писать живому, Вы же всё свое (в этой статье безысходное) умствование, весь свой мертвый груз приписали мне. Всё это ведь любящему мои стихи в голову не придет (и не приходило), вообще мои стихи не от головы и не для головы, здесь глас народа – голос Божий, и я скорее согласна с первым встречным, стихи любящим и сразу взволнованным – чем с Вами.
Чтобы Ваша статья вышла удачной, Вам нужно было бы взять из меня то, что Вы любите и знаете – и можете: то, что Вы называете архаикой, и в этом оставаться и работать, ибо тут и для головы – пища: и замысел, и действие, и ошибка характеров и Ваш любимый язык.
Но называть декадентскими стихами такой детской простоты высказывания, такую живую жизнь:
Не думай,…
У вас на живую жизнь – дара нет. Вы и здесь ищете «la petite bete» , а есть вещи – сплошные grandes betes , вне литературных теорий и названий, явления природы. На это Вас не хватило. На всякого мудреца довольно простоты.

О моей русской стихии – смеюсь. Но, помимо смеха, цитировать нужно правильно, иначе – недобросовестно1.
Речка – зыбь,
Речка – рябь,
Руки рыбоньки
Не лапь
Что это? ВЗДОР. И автор его – Вы.
Речка – зыбь,
Речка – рябь.
Рукой рыбоньки
Не лапь.
(Ты – своей рукой – меня, рыбоньки. А не то:)
Не то на кривь
Не то на бок
Раю-радужный
Кораблик –
т. е. тронешь – всё кончится.
Ясно?
Нужно уметь читать. Прежде чем писать, нужно уметь читать.
В Переулочках Вы просто ничего не поняли – Keine Ahnung . Раскройте былины и найдете былину о Маринке, живущей в Игнатьевских переулочках и за пологом колдующей – обращающей добрых молодцев в туров. Задуряющей. У меня – словами, болтовней, под шумок которой всё и делается: уж полог не полог – а парус, а вот и речка, а вот и рыбка, и т. д. И лейтмотив один: соблазн, сначала «яблочками», потом речною радугою, потом – огненной бездной, потом – седьмыми небесами… Она – МОРОКА и играет самым страшным.
А КОНЬ (голос коня) – его богатырство, зовущее и ржущее, пытающееся разрушить чары, и – как всегда – тщетно, ибо одолела – она:
Турий след у ворот2 –
т. е. еще один тур – и дур.

Эту вещь из всех моих (Молодца тогда еще не было) больше всего любили в России, ее понимали, т. е. от нее обмирали – все, каждый полуграмотный курсант.
Но этого Вам – не дано.

Но – я должна бы это знать раньше.
Ваше увлечение Поплавским, сплошным плагиатом и подделкой. Ваше всерьез принимание Адамовича, которого просто нет (есть только в Последних Новостях)3.
Вы настоящего от подделки не отличаете, верней – подделки от настоящего, оттого и настоящего от подделки. У Вас нет чутья на жизнь, живое, рожденное. Нет чутья на самое простое Вы всё ищете – как это сделано А ларчик просто открывался – рождением.

И еще – какое мелкое, почти комическое деление на «Москву» и «Петербург». Если это было топографически-естественно в 1916 г.4, – то до чего смешно – теперь! когда и Москвы-то нет, и Петербурга-то нет и вода – не вода, и земля – не земля.
Так еще делят Адамовичи, у к<отор>ых за душой, кроме Петербурга, никогда ничего и не было: салонного Петербурга, без Петра!

Да, я в 1916 г. первая так сказала Москву. (И пока что последняя, кажется.) И этим счастлива и горда, ибо это была Москва – последнего часа и раза. На прощанье. «Там Иверское сердце – Червонное, горит»5. И будет гореть – вечно. Эти стихи были – пророческие. Перечтите их и не забудьте даты.
Но писала это не «москвичка», а бессмертный дух, который дышит где хочет, рождаясь в Москве или Петербурге – дышит где хочет6.
Поэт есть бессмертный дух.
А «Москва», как темперамент – тоже мелко, не та мера. И, главное, сейчас, плачевно-провинциально: новинка с опозданием на 20 лет: на целое поколение.
Этой статьей, в доброй ее половине, Вы попадаете в «сердце» Монпарнаса7 – и соседство России не уберегло!
Жаль!

Со Штейгером я не общаюсь, всё, что в нем есть человеческого, уходит в его короткие стихи, на остальное не хватает: сразу – донышко блестит. Хватит, м. б., на чисто-литературную переписку – о москвичах и петербуржцах. Но на это я своего рабочего времени не отдаю. Всё, если нужна – вся, ничего, если нужны буквы: мне мои буквы – самой нужны: я ведь так трудно живу.
И, сразу вспомнила: зола, и Ваше: из-под этой, из этой золы…
Насколько Вы одарённее (и душевно, и словесно) в письмах. (Я это же, этим летом, писала Штейгеру.) Так в чем же дело? Бумага – та, рука – та, Вы – тот…
М. б., оттого, что – «литература»? (Точно это – есть!)

Ну, не сердитесь. Выбора не было, и Вы правды – заслуживаете. А если мне суждено этим письмом Вас потерять – то предпочитаю потерять Вас так, чем сохранить – иначе. Ну, еще один – не вынес!
Всего доброго – от всей души.
МЦ.
Когда говоришь о громкости, нужно говорить и о тихости: у меня есть стихи тишайшие, каких нет ни у кого.

Меня вести можно только на контрасте, т. е. на всеприсутствии: наличности всего. Либо брать – часть. Но не говорить, что эта часть – всё. Я – много поэтов, а как это во мне спелось – это уже моя тайна.

13

Paris, 15-те – Boulevard Pasteur – Hotel Innova, Ch<ambre> 36
27-го февраля 1939 г., понедельник

Милый друг – как странно (верней – нестранно, ибо со мной так случается – каждый день – всю жизнь – и мой ответ – не удивление, а узнавание): вчера вечером я – в связи с Н. Н. Гронской – долго рассказывала о Вас Мирре Бальмонт – XVIII русский век – Печоры – линия Печоры – Париж – снега – те и эти… – и ее возглас был: – Да, это, должно быть – замечательный человек! – и прийдя домой – Ваше письмо, последнее слово которого: – Жаль, что тогда не застали Н. Н. Гронской1.
А я уже не застала ее – никогда: написала дважды – ответа не было – я знаю, что письма дошли – дружба 12-ти лет – но я устала не понимать других – и перестала думать. Приняла – непонятное. А знаете разгадку? Оказывается, она за это время вышла замуж – за человека, к которому 12 лет назад ушла от мужа2 – и сына – и теперь (муж умер) «священники» потребовали – венчания. И она – кажется – как раз венчалась в те дни, когда мы с вами стояли у темных окон – т. е. окончательно уходила от сына. И опять – мое вечное (как когда 14-ти лет в первый раз прочла Анну Каренину): – Я бы так – не поступила. – Но в каком человеческом случае я бы «так поступила», и когда (люди) поступали – как я? Я ничего не хотела в жизни – чего хотели и продолжают хотеть и будут продолжать хотеть люди – ни денег, ни любви (счастливой), ни славы, которую отпихивала обеими руками и от которой даже отбивалась ногами – как от насилия…
Сейчас я бываю в доме, где у ребенка – два отца, два налицо, тут же: вместе за одним столом и над одной колыбелью – и я опять ничего не понимаю: ни пришлого отца, ни домашнего, а особенно – матери, на месте которой – с лежачего места которой я бы – встала, и отцов – отправила, а ребенка – оставила. А она – одинаковым голосом – с постели – с двумя, и м. б. гадает: чей? а я бы знала: ничей – мой.
И, всё-таки, в быту – сам быт – ее считает «нормальной», а не меня.
Все мои непосредственные реакции – обратные. Преступника – выпустить, судью – осудить, палача – казнить, и у меня чувство, что все, все, за редчайшими исключениями, родились мимо.
…Прихожу в другой дом, где дети школьного возраста. 12 ч. дня – мать еще не встала, п. ч. ежедневно ложится – в 5 ч утра. И этого я не понимаю. Т. е. – ложилась и я («Где ночи те, когда я спать ложилась – В шестом часу утра?»3) – а иногда и совсем не ложилась: сразу «вставала»! – но когда ложилась – вставала в обычные семь, и только так чувствовала себя вправе – на все «беззакония». И уже не могу дружить (с той лежачей), уже – трещина.
И, чтобы кончить об этом – у меня вечное чувство, что не я – выше среднего уровня человека, а они – ниже: что я и есть – средний человек.
Есть средняя собака, средняя лошадь, а я – средний человек, и моя необычайная «сила», про которую мне столько пели (на мне катаясь!) – самая – «обычайная», обычная, полагающаяся, Богом положенная, – что где-то все такие.
Когда однажды, в 1920 г., в Москве – был потоп и затопило три посольства – все бумаги поплыли! и вся Москва пошла босиком! – С. М. Волконский предстал в обычный час – я, обомлев: – С<ергей> М<ихайлович>! Вы? В такой потоп! – «О! Я очень люблю дождь И … мы ведь сговорились…»
– я узнала свое, себя, свой рост, свою меру человека – и всё же была залита благодарностью.
Но так как такое (не такие потопы, а такие приходы) – раз в жизни, а обратное – каждый день все дни, я так до конца и не решила: кто из нас урод? я? они?

Новый лист – и о Вас.
Вы все говорите о друге, и только мечта об этом друге могла Вас – поэта – все ваши парижские вечера уводить от меня (поэта). (Я назначил сегодня Иксу. Меня сейчас ждет Игрек.) (А вдруг??) – Не поэтов же Вы в них любили – и ждали?
А вот Вам – в отдаленный ответ – рассказ – мне одного странного человека – азартный игрок – гениальный актер (одной роли), потом – иезуит – потом кюре корсиканского горного гнезда… «Я повел его в кафе и заказал ему кофе и пирожных…» (Это было в Германии и в Германии был голод) – «и он, робко, но твердо: «Нет, пожалуйста, не надо пирожного! Мне не хотелось бы, чтобы мне еще что-нибудь было приятно с Вами – кроме Вас: Вас самого Вас одного».
Мальчику было 15 лет, был немец (мой друг был русский…4). Что с ним? И что – с тем? (Корсиканским кюре. Был, между прочим, ближайший друг Скрябина.)
Любуюсь, как благородство Вашей природы исправляет и направляет слабость Вашей породы. Ваш случай сложен и трагичен – тем, что он духовен, что свою беду Вы втащили (как мужик – Горе) – на горбу – на гору – и там поселили и возвеличили5. Вам с Вашей бедой – трудно будет, и трудно – есть. Вы ищите – себе равного и, по возможности – себе главного, а не забудьте, что если это вообще – чудо, то в Вашем случае – из чудес – чудо, ибо Вам приходится выбирать не из всего мира, а из касты, где – знаю это по опыту – всё лучшее высшее вечное идет к женщине, и только «остатки сладки» – к мужчине. Ваши на мужскую дружбу – неспособны. Душу всех этих моих друзей всегда получала я, и если кто-нибудь меня на свете любил (как мне это подходило) – то это – они.
(Говорю о лучших – об отдельных не говорю вовсе, и если заговорю – то только с абсолютным презрением: как о каждом профессионале живой души: соблазнителе малых сих – к какому полу они бы ни относились.)
Вы хотите – целое, а будет Вам – половинка (и то!).
…Да, мы с Вами хорошо подружились, не теряя ни минутки, и мне страшно жалко, что я Вам ничего не подарила, это так <на> меня непохоже! но Вы так сопротивлялись – и так мало было времени – первая минутка уже была последняя! – а Ваш карандаш (ди-ивный!) всегда при мне и, надеюсь, будет мне служить до конца дней.
С Вами, помимо всего уютно, с Вами – как с собой, и от Вас как раз столько сердечного тепла, чтобы при встрече порадоваться, и, прощаясь – не жалеть, или – чуть-чуть пожалеть. Чтобы было совсем хорошо с человеком, нужно быть от него свободным.
Спасибо Вам за всё: совместный холод – которого я не замечала, совместное стояние у темных окон, совместное обогревание в первом – неважно! да и времени нет! – кафе – за подаренный карандаш, за обещанное полотенце (NB мне важно обещание: желание другому – радости) за постоянное .
Спасибо за книжку – дошла и прочла7.
Мой адрес пока – прежний8 и очень рада буду письмам. Морозы прошли, на днях будет весна, и я с наслаждением поездила бы с Вами по всем загородам – у меня нет спутника – на весь Париж – никого. Есть городок с дивным названием Mantes, я туда давно рвусь – там собор и сады – и больше ничего. Нет! еще поезд, который люблю – безумно. – Жаль. –
Сердечный привет от Мура: Вы ему очень понравились. Нынче говорю ему о двух мальчиках, с к<оторы>ми хочу его познакомить (он не хочет: собирают марки!) – Они мне показали всех своих медведей, и у них есть рулетка, и они мне сразу предложили с ними играть… Мур: «Еще бы! Кто Вам чего не предложит! Вы – как медведь! взять за губу – и повести».
Похоже? – Похоже.
МЦ.


7
1 См. письма к Н. П. Гронскому, а также стихотворный цикл «Надгробие» в т. 2.
2 О несостоявшейся публикации статьи о Н. П. Гронском см. письмо 78 к А. А. Тесковой (т. 6) и письма 31 и 37 к В. Н. Буниной.
3 См. в т. 5 статью о Н. П. Гронском «Поэт-альпинист» и о ее публикации в журнале «Русски архив».
4 Вечер Цветаевой памяти Н. П. Гронского состоялся 11 апреля 1935 г. О нем см. письмо 83 к А. А. Тесковой и комментарий 2 к нему (т. 6).
5 См. об этом также в письме 8 к Б. Л. Пастернаку (т. 6).

8
1 Царевококшайск – уездный город в Казанской губернии. С 1919 г. переименован в Йошкар-Олу.
2 См. комментарий 5 к письму 43 к А. А. Тесковой. Ср. в этом письме о Поплавском: «Даровитый поэт, но путаный (беспутный) человек».
3 Саровский Серафим (1760–1833) – преподобный, монах Саровской пустыни. Прославился как подвижник. Причислен к лику святых (1903).
4 Павел – один из апостолов в христианстве. Сначала гонитель христиан, а после Крещения – самый усердный проповедник учения Христа. Слова «Должно повиноваться больше Богу…», приписываемые Цветаевой Павлу, принадлежат Апостолу Петру и другим Апостолам. (Деяния святых Апостолов, 5, 29.)
5 Рокфеллер Джон (1839–1937) – американский финансист, промышленник, миллионер, основатель финансовой группы Рокфеллеров.
6 О пребывании сестер Цветаевых в Лозанне см.: А. Цветаева. С. 130–153. Там же приводятся воспоминания автора о Празднике нарциссов в Лозанне.
7 Речь идет о Нарциссе, прекрасном юноше, который отверг любовь нимфы и за это был наказан Афродитой: влюбился в собственное отражение в воде и умер от неразделенной страсти. Превращен богами в цветок (греч. миф.).
8 Эти слова Наполеона приводит в своих воспоминаниях граф Эмманюэлъ Ласказ (1766–1842), секретарь Наполеона, проведший с ним первый год его заточения на о. Св. Елены. (Вышедшие впервые в 1822 г. (Paris, Gautier) воспоминания Ласказа переиздавались неоднократно. В нашем случае цитата установлена по изданию: «Le memorial de Saint-Helene. Paris, 1985. Т. 4. С. 440.)
9 К этим словам Цветаевой Иваск дает пояснение: «Я имел в виду современных вождей (тоталитарных государств) и обманываемую ими молодежь». См. по этому поводу стихотворения Иваска: «Ты скажешь – вождь преступно туп…» (из цикла «Младший брат» – Современные записки. 1936. № 60. С. 195–196) и «В мире Богом проклятых вождей…» (в его сб.: Северный берег. Варшава, 1938. С. 22).
10 О единственной, вышедшей посмертно, книге Н. П. Гронского см. комментарий к письму 81 к А. А. Тесковой (т. 6). Юрьев – прежнее название эстонского города Тарту.
11 Н. П. Гронский посвятил в своем сборнике два стихотворения М. Цветаевой. См. комментарий 2 к письму 81 к А. А. Тесковой (т. 6).
12 Полностью вторая строфа в книге выглядит так: «Так, веки затворив, века на дне песчаном,//Ушед в просторный сон с собором черным,//Я буду повторять во сне – «осанна!»//И ангелы морей мне будут вторить хором». (Стихотворения и поэмы. С. 16). Это же стихотворение, только полностью, Цветаева приводит и в письме 81 к А. А. Тесковой.
13 О «некоей В. Д.» то же самое Цветаева писала и А. А. Тесковой (см письмо 81 и комментарий 3 к нему в т. 6). В сборнике Н. П. Гронского имеются и другие посвящения: «В. Б.», «Маргарите Б.», «Алле Томской» и др.
14 См. комментарии к письмам к Н. П. Гронскому.
15 О поэме Н. П. Гронского «Белла-Донна» см. статью «Поэт-альпинист» в т. 5.
16 Об этом же в письме 79 к А. А, Тесковой (т. 6).
17 Г. В. Адамович написал предисловие к «Белла-Донне» в «Последних новостях» (1934, 9 декабря). См. письмо 78 к А. А. Тесковой (т. 6).
18 Статью А. Бема о Н. П. Гронском см. «Меч», 1935, 10 февраля.
19 См. письмо 80 к А. А. Тесковой (т. 6).
20 См. письмо 29 к В. Н. Буниной и другие письма к ней 1934–1935 гг.

9
1 Краткая биография Н. П. Гронского предваряет его сборник «Стихи и поэмы».
2 В письме допущены ошибки. Библиографию книг Цветаевой см. в т. 4 (комментарии к ответу на анкету 1926 г.).
3 Заключительная строка стихотворения А. Блока «Друзьям» (1908).
4 Кубизм – модернистское течение в изобразительном искусстве первых десятилетий XX в. Развивалось главным образом во Франции. Имена художников-кубистов (П. Пикассо, Глез) Цветаева упоминает в очерке «Наталья Гончарова» (т. 4).
5 Переулочки – поэма, как и «Молодец», написанная на фольклорный сюжет (см. т. 3).
6 О С. К. Маковском см. также письмо к Ю. Ю. Струве (т. 6).
7 Аполлон – литературно-художественный журнал (Спб., 1909–1917). Редактор-издатель С. К. Маковский (1877–1962). Золотое руно – литературно-художественный журнал (М., 1906–1909). Редактор-издатель – Рябушинский Николай Павлович (1876–1951), миллионер, меценат. Весы – научно-литературный и критико-библиографический ежемесячник (М., 1904–1909). Редактор-издатель Поляков Сергей Александрович (1874–1942), владелец издательства «Скорпион». Руководил журналом В. Я. Брюсов.
8 Имеется в виду рецензия Ариадны Черновой на «Молодца». См. комментарий 6 к письму 29 к О. Е. Колбасиной-Черновой (т. 6). …только один отзыв – Цветаева ошибается. На «Молодца» были также опубликованы рецензии: Ю. А<йхенвальда> (Руль. Берлин. 1925. 10 июня), В. Ходасевича (Последние новости. 1925. 11 июня), Г. Адамовича (Звено. 1925. № 129. 20 июля), В. Кадашева (Амфитеатрова) (Студенческие годы. Прага. 1925. № 4), Д. П. Святополк-Мирского (Современные записки. 1926. № 27). Последняя рецензия высоко оценена Пастернаком (Переписка Пастернака.. С. 344–345).
9 Отзыв Пастернака о «Молодце» не публиковался. Скорее всего, речь идет об отзыве в письме Пастернака Цветаевой. (См. письмо 11 к Б. Л. Пастернаку в т. 6.)
10 Комментарий Ю. П. Иваска: «В письмах и утерянной статье я говорил о Цветаевой «греческой» (цикл «Ученик», трагедии «Тезей» и «Федра» и все вообще ее торжественные, патетические стихи) и о Цветаевой «русской», фолъклорной («Царь-Девица», «Молодец», «Переулочки»): первой я отдавал предпочтение перед второй». (Русский литературный архив. С. 236.)
11 И. В. Цветаев и К. Д. Бальмонт родом из Шуйского уезда Владимирской губернии.
12 Тем не менее после выхода книги Н. П. Гронского Цветаева написала небольшую рецензию, которая была опубликована в журнале «Современные записки» (1936, № 61). См. т. 5.
13 У Гронского два стихотворения с названием «Муза горных стран» («В пустынях горных одиночеств…» и «Был синий вечер горных стран…»). О каком именно стихотворении идет речь, неизвестно.
14 «Сцены из жизни Спинозы» (1933–1934) – короткая пьеса в стихах, также вошедшая в сборник «Стихи и поэмы».
15 Речь идет о поэме Н. П. Гронского «Авиатор» (1929–1932).
16 Цитата из «Белла-Донны» Н. П. Гронского.
17 Речь идет о стихотворении Н. П. Гронского «Ангел Севера» («Леса стран Севера – священные седые…», 1933).
18 См. комментарий 2 к письму 8.
19 Ратгауз Даниил Максимович (1868–1937) – русский поэт. С 1922 г. в эмиграции. Свыше 100 его стихотворений положены на музыку.
20 Начальная строфа стихотворения М. Цветаевой без названия (1916). См т. 1.
21 Тем не менее, в своей статье «Попытка наметить тему» (Меч. Варшава. 1936. 8 марта), где один из разделов посвящен Цветаевой («Новые спартанцы»), Иваск попробовал «загнать» поэта в «схемку»: «Цветаеву нельзя себе представить в роли красного или белого Маяковского, поэта-трибуна, но некоторая связь между эпохой и Цветаевой есть… Связь с эпохой – в пафосе ее напряженной конструктивно-точной поэзии… Цветаева строит большой корабль своей декламативной героической поэзии. Создает некоторую динамическую систему…» (курсив наш. – Сост.).
22 Из стихотворения Ю. П. Иваска «Будет новый в жизни смотр…» (сб. «Северный берег». С. 17).

10
1 Речь идет о статье Иваска о Цветаевой, расширенной по сравнению со статьей в «Нови» (см. письмо 2) и предназначенной для «Современных записок». См. письмо 12.
2 См. письма к А. С. Штейгеру.
3 У А. С. Штейгера к тому времени вышло три сборника («Этот день», 1928; «Эта жизнь», 1932; «Неблагодарность», 1936; все – в Париже).
4 Катепа – польский литературный журнал, выходивший в Люблине. В письме идет речь о № 2 (1936/1937), где опубликовано стихотворение М. Цветаевой «Идешь, на меня похожий…» в переводе на польский. В предыдущем номере журнала (1935/1936, № 1) были напечатаны в переводе три стихотворения М. Цветаевой («Со мной в ночи шептались тени…», «И была у Дон-Жуана – шпага…», «Имя твое – птица в руке…»).
5 См. письма 4 и 5 к 3. А. Шаховской и комментарии к ним.
6 Печоры – город, где жил Иваск (в то время территория Эстонии). Известен своим Псково-Печорским монастырем.

11
1 Вильде (псевдоним Борис Дикой) Борис Владимирович (1908– 1942) – ученый-этнограф, одно время примыкал к русским поэтам в Эстонии. Участник Движения Сопротивления во Франции. Казнен фашистами.
2 Унбегауны – см. комментарий 2 к письму 87 к А. А. Тесковой (т. 6).
3 Зуров Л. Ф. – см. письмо к нему.
4 Головина – см. письмо 81 к А. А. Тесковой и комментарий 1 к нему (т. 6).
5 В разделах хроники ежедневных парижских газет «Последние новости» и «Возрождение» сведений об этом вечере не обнаружено. По-видимому, речь идет о «домашнем» благотворительном вечере.
6 Неточно цитируемые стихи Гейне «Романсеро» (кн. 1, истории, «Азр») Правильно: «Und mein Stamm sind jene Asra,//Welche sterben, wenn sie lieben» («Я из рода Азров – //Тех, что гибнут, если любят». Пер. В. В. Левика).
7 Вечер А. С. Штейгера был намечен (и состоялся) 20 декабря (в помещении на rue Huyghens, 6). В вечере согласились принять участие: Г. Адамович (вступительное слово), И. Одоевцева и В. Смоленский (чтение стихов). (Последние новости. 1936. 17 декабря.)
8 Смоленский Владимир Алексеевич (1901–1962) – поэт. С 1920 г. в эмиграции в Париже. По воспоминаниям современников, замечательно читал стихи. «Голос у Смоленского был прекрасный, читал он очень хорошо… Вечера чтения стихов, которые в течение ряда лет устраивал Смоленский, неизменно пользовались большим успехом и всегда собирали множество слушателей». (Терапиано Ю. Памяти Владимира Смоленского. – Рус. мысль. 1961. 25 ноября.)
9 Одоевцева Ирина Владимировна (настоящие имя и фамилия Ираида Густавовна Иванова, урожденная Гейнике; 1901 -1990) – поэтесса, писательница. В эмиграции с 1922 г. В своей книге мемуаров «На берегах Сены» (Париж, 1983) посвятила несколько страниц воспоминаниям о Цветаевой (С. 125–139).
10 З. А. Шаховская вспоминала: «Один из самых верных приверженцев Адамовича, Толя (Штейгер. – Сост.), при всякой встрече, не уставая расспрашивал его о персонажах декадентского Петрограда, ловил всякое его слово, забрасывал вопросами…» (В ее кн.: Отражения. Париж: YMCA-PRESS, 1975. С. 63).
11 О работе Б. Унбегауна см. комментарий 2 к письму 87 к А. А. Тесковой (т. 6).
12 Отец В. И Даля, Иван Матвеевич, был выходцем из Дании, мать, Мария Христофоровна – немка.
13 См. письмо 37 к В. Н. Буниной и комментарий 5 к нему.
14 Франко Баамонде Франсиско (1892–1975) – глава испанского государства в 1939–1975 гг., диктатор Испании.
15 См. письма к В. В. Вейдле.
16 Геркуланум – город в Италии, частично разрушен и засыпан вулканическим пеплом при извержении Везувия (79 н. э.).

12
1 Речь идет о цитатах из поэмы М. Цветаевой «Переулочки».
2 Из поэмы «Переулочки».
3 Г. В. Адамович вел отдел критики в газете.
4 См. «Нездешний вечер», где описано, как в 1916 г. читали стихи «весь Петербург и одна Москва» в лице Цветаевой (т. 4).
5 Из стихотворения Цветаевой «Москва! – Какой огромный…» (из цикла «Стихи о Москве», 1916). См. т. 1.
6 …Бессмертный дух, который дышит, где хочет… – ср. евангельское: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (От Иоанна, 3, 8).
7 Имеются в виду монпарнасские кафе, места постоянных встреч поэтов и писателей. Вблизи Монпарнаса (79, Rue Denfert-Rochereau) находилось помещение Союза молодых писателей и поэтов. «Блистательный Монпарнас» – встречи молодых писателей и поэтов на Монпарнасе <…> по традиции, в течение всех довоенных лет после всяких литературных собраний Союза участники их шли на Монпарнас – делиться впечатлениями и договаривать недоговоренное». (Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека. Париж; Нью-Йорк, 1987. С. 171.) Живописно описала монпарнасские кафе поэтов в своих воспоминаниях З. А. Шаховская – см. в ее кн.: Отражения (Париж: YMCA-PRESS, 1975. С. 41–43).

13
1 Ю. П. Иваск об этом сделал запись: «21 декабря <1938>. В 4 часа опять у Цветаевой. Пошли с ней к Гронской, матери погибшего Николая. Дома не застали». (Воспоминания о Цветаевой. С. 430.)
2 См. письмо 13 к Н. П. Гронскому.
3 Измененная цитата из стихотворения А. Ахматовой «Судьба ли так моя переменилась…» (1916). У Ахматовой: «Где зимы те…» и т. д.
4 Речь идет о А. А. Чаброве-Подгаецком. О нем см комментарии к поэме «Переулочки» (т. 3).
5 Иметтся в виду русская народная сказка «Горе». (См. в кн.: Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. Т. 2. М.: Наука, 1985. С. 341–344.)
6 Иваск обещал послать Цветаевой расшитое полотенце из Печор.
7 Комментируя эту фразу, Иваск пишет, что Цветаева благодарит его за роман Сигрид Унсет, однако он не указывает название книги. (Вестник РХД, 1979 № 128. С. 175.) Вероятнее всего, в этом как бы прощальном письме Цветаевой речь идет о третьей книге трилогии С. Унсет «Кристин, дочь Лавранса», полученной ею еще в мае 1934 г. (См. письма 4 и 5.) Точно так же Цветаева говорит «спасибо» А. А. Тесковой в 1939 г. в одном из последних писем к ней за другую часть (вторую) трилогии С. Унсет, полученную в подарок также несколько лет назад. (См. письма 64 и 119 к А. А. Тесковой в т. 6.)
8 Paris, Boulevard Pasteur, Hotel Innova, комната 36.

Марина Цветаева

Хронологический порядок:
1905 1906 1908 1909 1910 1911 1912 1913 1914 1915 1916 1917 1918 1919 1920 1921 1922 1923 1924 1925
1926 1927 1928 1929 1930 1931 1932 1933 1934 1935 1936 1937 1938 1939 1940 1941

ссылки: