ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
11
1923
Любовь — кост<ер> в к<отор>ую брос<ают> сокров<ища>, так сказ<ал> мне пер<вый> чел<овек>, к<оторо>го я л<юбила>, почти детской люб<овью>, давш<ий> мне одн<ако> всю горечь любви недет<ской>, челов<ек> высо<кой> жизни, поздний эллин, живш<ий> <не дописано.>
Сегодня я (13 л<ет> спу<стя>) об нем вспом<инаю>. Не этому ли уч<ите> меня — Вы?
Но отк<уда> Вы это зн<аете>, не лучшей жизнью меня в живший? И почему в у Вас столько укор<ов> ко мне, у меня — одна люб<овь>?
М<ожет> б<ыть> женщ<ина> действительной не вправе нести др<угу?> пост<оялый>двор, вместо души.
Но у меня и др<угое> было: моя высокая (почти что платонов<ская>) жизнь с друзьями — моя радостная жизнь. Здесь моя душа была Дома, здесь <не дописано.>
Теперь, отр<ешась> на секунду, что я женщ<ина> — вот Вам обыч-н<ая> жизнь поэта: верх (друзья) и низ (пристрастья) с той разн<и-
311
цей>, что я в этот низ вносила весь свой верх, пристрастья себе вменяла в страсти, отсюда — трагедия.
Если бы я как Вы ум<ела> только игр<ать> и не шла в эту игру всей собой — я была бы и чище и счастл<ивее>.
Моя душа мне всегда меш<ала>, есть икона «Спас — недреманное око», так вот — недрема<нное> око высшей сов<ести> — перед собой.
___
А еще, Р<одзевич>, неудачн<ые>встр<ечи>: слабые люди. Я всегда хот<ела> люб<ить>, всегда исступл<енно> мечт<ала> слуш<аться>, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть в надежных и нежн<ых> руках. Слабо держ<али> — оттог<о> уход<ила>. Не люб<или> — любов<но> — отт<ого> уход<ила>.
Как поэту — мне не нуж<ен> никто (над поэтом — гений, и это не сказка!) как женщ<ине>, т. е. сущ<еству> смутному, мне нужна ясн<ость>, и сущ<еству> стих<ийному>, мне нужна воля, воля другого ко мне — лучшей. Не захот<ели> над<о> м<ной> поработ<ать>.
Вы — не «импрессионист» хотя Вас многие счит<ают> так<им>, не сущ<ество> минуты, Вы, если буд<ете> долго люб<ить> меня, со мной совладаете.
___
Вот В<ам> прост<о> стихи тех времен, отв<ет> моей души на дела моих рук — о как мне необх<одимо>, чтобы Вы ме<ня> и здесь люб<или>!
___
Это — наст<оящее> письмо.
___
«Tout comprendre c’est tout pardonner»{«Все понять — значит все простить» (фр.)}, — да, я слиш<ком> многое в жизни поним<ала>. Тот мой «промах» (прощ<ение> измены). Челов<ек> говор<ит> мне то, что мог бы скрыть (его добр<ая> воля!). Челов<ек> из жалости (так он говор<ит>) клонится к оставленной, жалости: нежности,— мне ли не понять? И разве я в своей жизни жалея не дел<ала> <недописано.>
312
И, наконец, разве эта факт<ическая> изм<еиа> — не мелочь и не мелочность будет из-за мелочи челов<ека> отт<алкивать>? Не будет ли это перенес<ением> отнош<ений> исключ<ительно> в лежач<ую> плоск<ость> близ<ости> из высот дружбы?
Но — ты не пош<ел> кженщ<ине> в ее смерт<ный> час, ты, два года бывш<ий> с ней и как умел люб<ивший> ее, нич<его> не увид<ел>, кроме «кур<иной> шеи» — этого я не пон<имаю> и, посему, прос<тить> не могу.
И еще: ты скрыл от меня ее сущ<ествование>, заст<авил> меня почти что граб<ить> мертв<ую>, меня, так страд<ающую>от чужой боли, так содр<огаюшуюся> от нее!
Меньше всего меня уязв<ило> то, что он приш<ел> ко мне «п<отому> ч<то> нельзя без женщ<ины>», я прин<яла> это не столько как оскорбл<ение>, сколь<ко> отсут<ствие> в нем вкуса: «Можно на<йти> лучше!» <над строкой; Ко мне — за этим?>
___
Всё это расск<азылваю> В<ам>, чтобы Вы вид<ели>, что и в па-д<ениях> своих я не тер<яю> челов<еческого> образа, на сам<ом> дне колодца остав<аясь> — собой.
И чтобы Вы еще, мой дор<огой> друг, знали, что
У жив<ущих> жизнью веселой —
Далеко не вес<елая> жизнь.
Во мне двойная разверз<тость> (беэзащ<итность>) поэта и женщ<ины>, за кажд<ое> чужое веселье я плат<ила> сторицей.
___
Отс<тода> — спасение в тетрадь, в дружбу, в отреш<ение>, в природу, в зеленый куст сирени в саду Рум<янцевского> музея (если помн<ите>).
Чист<оту> я наход<ила> только в одиноч<естве>. Это были две перемеж<ающиеся> жизни, одна — смутн<ая> и трудн<ая>, другая — отреш<енная>и вдохнов<енная>.Весь мой пр<ошлый> год прош<ел> так. Встр<етившись> с Ва<ми>, я встр<етилась> с ник<огда> не быв<шей> в моей жизни любовью-силой, а не любовью-немощью.
Ваше дело доверш<ить> или, устр<ашившись> тяж<ести> — бросить. Но и тогда скажу, что это в моей жизни было, что чудо — есть, и этих моих нес<кольких> дней с Вами, давш<их> мне всю любовь, никто из моей <слово не вписано> изъять не сможет.
М.
313
«Это В<ам> уд<астся> мим<оходом>». Нет, ничто не уд<астся> — мимох<одом>, ни Вы — мне, ни я — Вам. Ибо у меня тоже своя миссия в В<ашей> жизни, о к<отор>ой ког<да>-н<н>б<удь> в др<угой> раз.
___
А сегодня у меня цел<ый> вечер — мой, и завтра — неск<олько> вечер<них> часов. Как жаль. Земные часы дня также как час душ<и> должны нести с собой не толь<ко> нежн<ость> — но надёжн<ость>.
Буду дум<ать> о В<ас>.
___
И — спас<ибо> за всё.
___
А у меня есть для В<ас> один под<арок> — почти наверный — только это не подар<ок>, погоди<те> возмущ<аться>, это часть меня.
НОЯБРЬ
Любовь и бром
Работают
___
Бьются дроби времени
Четверти, половины
___
Сердце выметено как мет<лою> —
Улица, в 6 утра
___
Бог т<аких> любит
Бог развалин
Сквозняк
___
Мировой сквозняк / иссяк
___
314
Ничего не осталось — чисто
Сквозня<ка> миров<ого> свист
NB! Мусорщики
___
Страш<ные> сны: I приезд веселый дом
Пустая дача
Язва сов<ести> и ра<на> cтр<асти>
___
Любовь и бром
Работают врозь
Бром клонит в сон,
Любовь клонит в смерть.
___
NB! 10?uj ноября 1923 г. Меня рад<уют> только: сон, тепло, еда, души уже нет, есть безвоздушность, задыхание, врем<енами> еще что-то острое: живая боль. Я потонула в мертвой воде.
Пугает меня сердце (орган), тоже жив<ущее> свою жизнь и точно всё подсказыв<ающее>.
И убийственно страшит одиночество, вот 1/2 ч. остаться одной. Чувств<ую> вес каждой минуты. Мыслей почти нет, есть одно что-то, несконч<аем>е>. И — огромная апатия, страшно пойти в лавку за спич-ками, какой-то испуг.
Отвращ<сние> к стих<ам> и книгам, не верю.
___
Цепляние за мелочи, жел<ание> услыш<ать> свой голос, гово-Р<ить> что-то. Цепл<яние> всем сущ<еством> за ничто, зоркое вним<ание> к окружающ<ему>.
___
Тщетно жду Вашего экспресса. Нам необходимо повидаться, и возможно скорей. Если Вы оскорблены тем, что я во вторник вместо свид<ания> с Вами пошла слуш<ать> Сл<онима> об Анне Ахм<атовой> — Вы ничего не поняли: я просто не хотела представ<ать> В<ам>
315
истерз<анной> и полубезумной >, как было в те дни, и послуш<ать> как люб<ила> и страд<ала> другая женшина (хоть на миг растворить свою боль в чужой!)
Теперь слуш<айте>. Разгов<ор>, о к<отор>ом я В<ас> прошу м<ожет> б<ыть> последний (завис<ит> от Вас.) Если последний — о последнем прошу. Могла бы В<ам> всё напис<ать>, но хочу увид<еть> B<аше> лицо и услыш<ать> Ваш голос.
Сегодня ночью я видел<а> страшн<ые> сны. Я приезж<аю> на Вашу станцию, иду по той тропинке, долго-долго, сворач<иваю> в деревню, нахожу дом, но это не дом, а какое-то увеселит<ельное> заведение с садом. Вхожу. Издалека вижу Вас, окруженн<ого> целой толпой веселых людей, у Вас в руке или цветы или бокал,— что-то вопиюще-радостное, и я хочу к Вам и никак не могу прорваться, люди не дают, Вы не хотите,— смех, хоровое пенье, кто-то подбадривает «Это всегда так», я тянусь, не дотягиваюсь и просып<аюсь>в холодн<ом> поту.
Во имя этого страшн<ого> сна и всего страшн<ого> сна моей тепер<ешней> жизни — не томите меня, мальчик,— помн<ите>, я В<ам> говор<ила>, что Вы меня никогда не обиж<али> и Вы еще в посл<едний> раз говор<или>: вЯ от В<ас> никогда не уйду» — не-обидьте еще раз, не уход<ите>, не простивш<ись>, в В<ашем> молч<ании> я чую ненав<исть>, не ненавидьте меня.
