ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
1
1913—1914
(продолжение)
Феодосия, 10-го марта 1914 г., понед<ельник>
Сегодня утром я зашла к Стамболи за Алиной пробной карточкой. Звонок резко зазвенел еще внизу. Я вошла — никого. И вдруг голос старшего фотографа: «Приготовьте карточку ребенка Мelle Цветаевой!»
43
Он вошел.
— «К<а>к Вы узнали, что я пришла? Ведь дверь закрыта!»
— «Я Вас видел в щелку!» — смеясь ответил он.
Посмотрев карточку — очень милую — я собралась уходить, когда раздался звонок.
— «Вас верно ждет Ваша сестричка?» спросил фотограф.
—«Да!»— нерасслыхав в точности ответила я.
— «А-ах!» раздался тотчас же изумленный возглас ф<ото>графа, увидевшего стоящего внизу высокого молодого человека в драповом модном пальто и фетровой шляпе — Сережу. Это сестричка-то!
Сегодня Аля слегка разочаровала меня: 1) никак не могу понять, что она говорит: «Марина», или «барыня»; 2) на вопрос: «к<а>к зовут маму?» она определенно отвечает: «и-а» т. е. криком осла.
Сейчас вернулась от портнихи — мерила черное платье с лиловыми цветочками (а la приживалка). На обратном пути было свежо, веял ветер. Небо было ясное и прохладное, в окнах горели огни, Я шла легко и быстро, взволнованная, к<а>к всегда, когда одна.
«Быть совсем одной
Под луной»
или
«И совсем одной
Под луной.»
Сверкнула и обожгла мысль: «Если бы я лет 10-ти увидела себя сейчас, в этой узкой уличке без одного фонаря, бегущей куда-то — куда-то определенно «домой»…
Стало т<а>к тоскливо, что я насильно перестала думать и заглянула в будущее Али.
Совсем наверху я поравнялась с пьяным и не то от настоящего, не то от «нарочного» страха — пожалуй и от того и от другого — еще ускорила шаг, позорно оглядываясь.
Сейчас я жадно думаю об ужине.
Феодосия, 11-го марта 1914 г., вторник.
Алины слова:
пить
«таит» — тоит
Алёк
44
Сегодня мы снимали Алю и Андрюшу— в первый раз вместе, кроме стереоскопических снимков на Пасху прошлого года — сначала в ф<отогра>фии «Moderne» — одна на стульях, стоя — потом у Стамболи: 2 раза одних, сидящих на столе, 2 раза с Асей и мной. Я на одном снимке шевельнулась. Если второй удачен, Стамболи переставит с него меня на первый. Снимки — все — удачны, мы смотрели негативы.
Аля и Андрюша вели себя превосходно. Андрюша, к<а>к всегда, ухаживал; Аля отвергала. Во время снимания они не ломались, после — начали ходить по ателье: Аля — к<а>к всегда озабоченно, не притрагиваясь ни к чему; Андрюща — наоборот — весело и любопытно, то садясь на золотую скамеечку для ног, то влезая на causeuse {диванчик для двоих (фр.)}, то пихая Алю в спину. Единственный предмет, заинтересовавший Алю в ателье — было большое зеркало, перед к<отор>ьм она проделывала какие-то движения. Их бегство друг за другом (т. е. Аидрюши за Алей) и друг от друга (читай: Али от Андрюши!)Ася сравнила с пластическими танцами. На прощание ф<отогра>ф подарил мне три пачки папирос Стамболи,— каких-то особенных. Я обещала ему книжку стихов.
На улицах весна, Аля гуляет уже в летнем пальто и бархатной шляпе. Всех новых снимкой 5 — 5 разных Алиных выражений!
С<ережа> глубоко и горячо возмущен моим частым сниманием Али.— «Меня бы совершенно удовлетворила Алина карточка с пальчиком,— все остальные я свободно мог бы выбросить. Одна только карточка от Алиного детства!»
— «Ну, хорошо, и оставайтесь с этой одной, а я останусь с целым альбомом» — полусерьезно ответила я.
Думаю в следующий раз снять Алю у ф<отогра>фа не раньше, к<а>к через 1/2 года. а дома— месяца через два— 5-го мaя, в день трехлетия нашей первой встречи с Сережей. (5-го мая 1911 г.— 5-го мая 1914 г.— и дочь 1 г. 8 мес.!)
Феодосия, 24-го марта 1914 г., понед<ельник>.
Алины новые слова:
«бом, иди» — бом, бом, бида бом и т. д. (песенка.)
«буси» — бусы
«катинка» — картинка
«паситься» — проситься
45
«изик» — язык марш
«цизик» — чижик (песенка) «патя» — платье
Кусака «Оля» — Вера
кися Аленька
кисенька «сява» — сова
«бе» — бедный шапочка
корова (сначала «кароля») «киня» — книга
бух «нотка» — ножка
дуся вон
дусенька ой-ой-ой
«тюки» — чулки сядь
«тюлок» — чулок татарин
«мить» — мыть Лёва
«миться» — мыться буду
«мокий» — мокрый на-на-на — когда зовет собаку
нос пять
рот копейка
«хоцю» — не хочу «бизит» — бежит
«арек» — орех «апочка» — лапочка
«пасибо» — спасибо «сапка» — шапка
Соня «той» — стой
«тетыре» — четыре «таит» — стоит
гадюка «патя» — платье
«падёт» — упадет «мута» — муфта
«мятика» — мячик дурак
дура
«пасёл» — пошел
«сюмка» — сумка
рано
скоро
«кася» — каша
Около 10-ти дней я пролежала в постели: болела нога. За это время, вернее 21-го — приехали Пра, Майя и Толстые. Накануне из К<окте>беля пришли Макс и Людвиг в сопровождении Лапко, Одноглаза и Шоколада. А еще раньше приехал из Москвы Рогозинский.— К<а>к я бессвязно пишу! —
46
Дело в следующем: Рогозинский, не пригласив, даже не предупредив ни С<ережу>, ни меня, уехал на авт<омобиле> в К<окте>бель с Богаевским. Мы, конечно, закипели — сначала вдвоем, а затем, с приходом Аси — втроем.
— «Господа, ведь странно!» — говорила Ася — «я с утра сегодня чувствовала, что придет Макс,— у меня даже в дневнике записано.» Мы решили, что Макс, конечно, приедет на автомобиле с Р<ого>зин-ским и Б<огаев>ским. Злословя и возмущаясь мы говорили о бестактности почти всех наших знакомых и яростно восхваляли свою тактичность, когда раздался стук в дверь, сопровождаемый громкими голосами и какой-то буйной возней.
— «Марина, я тебе привел твоего крестника!» — послышался голос Макса. С<ережа> и Ася кинулись к двери, в к<отор>ую мгновенно ворвался Шоколад. Через секунду он исчез, «к<а>к видение». Раздался грохот разбиваемого стекла, возня усилилась.
Наконец вошли Макс и Людвиг, за ними — робея — великолепный Лапко, суетливый Одноглаз и мой крестник Шоколад, похожий на лисицу. (Это он за дверью перебил все бутылки.)
—«Господа, вы на автомобиле?»
— «Нет, пешком!»
— «Честное слово?!»
Макс поднял два пальца.
— «А к вам Рогозинский и Богаевский поехали!»
Мы прямо захлебывались от счастья.
Подали ужин. Вскоре С<ережа> выпроводил Одноглаза и Шоколада в соседнюю пустую комнату. Оставшийся Лапко сначала лежал «по светски», подняв голову и вытянув передние лапы, потом развалился по летнему, в коктебельской позе, к<а>к где-н<и>б<удь> в саду, на дорожке, под жарким солнцем.
Макс вскоре ушел к Богаевскому, опасаясь разойтись с ним, когда тот вернется.
Людвиг, С<ережа> и Ася решили пойти к дяде. Вскоре я, потихоньку одевшись, пришла туда. Меня всю качало.
На следующий день,— рано утром — приехали Пра, Майя и Толстые.
К нам пришла одна Майя…
Феодосия, Благовещение <25 марта > 1914 г., вторник.
47
Феодосия, 14-го апреля 1914 г., понед<ельник>
| Алины слова: | |
| «папарося» — папироса | «босяка» |
| «камешка» — камешек | «сасапка» — собака |
| «теточки» — цветочки | дуська |
| ворота | дуся |
| море | дусенька |
| синее | кисенька |
| «дайон» — медальон | «косетка» — кошечка |
| «патоны» — панталоны | «котка» — кошка |
| «Серёза» — Сережа | горит |
| Лев | «тепо» — тепло |
| «камейка» — скамейка | «хонана» — холодно |
| «байана» — обезьяна | «Ванька-танька» — Ванька-встанька- |
| «тава» — трава | «гаятий» — горячий |
| «тавка» — травка | дуй |
| «горрка» — горка | дуть |
| «мачки» — башмачки | дать |
| «тюлочки» — чулочки | даст |
| Резинки | «гуляа» — гуляла |
| «казя»— коза | «умица» |
| «пасита» — спасибо | «умицка» — умница |
| «мати» — смотри | боится |
| Бяка | «пуси» — пусти |
| Рука | «на пол» — на пол |
| «сухаха» — сухая | раз — раз |
| «мокрий» — мокрый | да — два |
| «пать» — спать | три |
| «дасиданья» — до свиданья | «тетыре» — четыре |
| «гетри» — гетры | пять |
| Лошадь | «шесь» — шесть |
| (франц<узское> «I») | «сем» — семь |
| «Карак» — Шоколад (собака) | восем |
| девять десять |
После каждого возвращения с прогулки Аля заявляет мне: — «Гуляа».
48
Получив что-н<и>б<удь> в рот иногда самостоятельно говорит: «пасита» — спасибо. После совершения известного похвального действия объявляет: — «Всё» и затем: «Умица!»
Кстати, у нее уже опять новая няня, в Феодосии третья, вообще, считая кормилиц, десятая. Зовут ее Ксенией Гавва, ей 16 лет. Она хорошенькая, маленького роста, краснощекая, с большими глазами и очень правильным носом. Характер — веселый, голос — звонкий и резкий. Часто по вечерам, слыша, как она баюкает Алю, я прихожу в ужас,— сплошной крик.
Но за одно я ей благодарна: в 2 дня она приучила Алю проситься, а то Аля, просившаяся еще при Аннетте, 1 г. 1/4 мес., при второй няне совершенно отвыкла и поливала комнаты раз по десяти вдень, несмотря на самые строгие меры.
Смешная черта: когда она уже начала привыкать проситься, то до «прошения» ходила по комнате с совершенно искаженным лицом, повторяя: «мокрий! мокрий!»
— «Аля, ведь ты сухая!»
— «Сухаха!» плачевным голосом повторяла она.
Потом она уже на вопрос: «Ты мокрая, или сухая?», стала отвечать: «сухаха», щупая себе панталоны.
Она очаровательно играет с Ваней, тащит его куда-то за руки, спихивает со скамейки, разглядывает его пальцы, пуговицы, старается свалить на землю, вчера даже играла с ним в лошадки.
| Считает она т<а>к: | Еще слова |
| «Раз!» — «Ряс!» | поет |
| «Два» — «Да!» | «касий» — красный |
| «Три» — «Три!» | «беяя» — белая |
| «Четыре» — «Тетыре!» | «касит» — кашляет |
| «Пять» — «Пять!!» | «Маринитька» — Мариночка |
| «Шесть» — «Сем!» | «Лёвуська» — Левушка |
| «Восемь» — «Восем!» | небо |
| «Девять» — «Девять!» | «сисяс» — сейчас |
| «Десять» — «Пять!!» | «катает» — катается |
|
|
качается |
| «гайка» — гадко | |
| «кареку» — кукареку | |
| «кот куда» — куриный крик | |
| «кусатька» — Кусачка |
А иногда сама: «Ря-ас! Пять! Сем!»
49
Когда чего-н<и>б<удь> испугается, а пугается постоянно — очень нервна — тотчас же кричит: «Боится!» И когда Шоколад убегает от нее тоже кричит: «Боится!»
— «Аля, какое море?» — «Синее!»
— «Какой медальон?» — «Синий!»
— «Какой у тебя пояс?» — «Касий!»
— «Какое море?» — «И-а?»
И лукаво смеется.
Вообще, когда расшалится, или не хочет отвечать, говорит: «И-а!’» (Ослиный крик)
Недавно я с Алей и Ася с Андрюшей гуляли на молу. Я поднесла Алю к морю.
— «Ада! Мокрий! Боится!» закричала она, отворачиваясь.
Потом Ася на Итальянской купила им по вертушке с разноцветными бумажными звездочками. Аля было взяла, но при первом порыве ветра, завертевшем звездочки, бросила вертушку на троттуар, с криком: — «Боится! Боится!»
Что, если эта прогулка по Итальянской, море и вертушки, ветер и плачуший Андрюша — останутся ее первым воспоминанием?
Недавно няня научила ее на вопрос: «К<а>к Андрюша плачет?» отвечать — плачем.
Вчера я снимала ее с Ваней на ступеньках у Сережиной двери.
В саду цветут акации, сирень, желтые бархотки.
Аля хорошо бегает с горки и сама влезает на нянину кровать.
Еще слова
кусает
«кушу» — укушу
«кусила» — укусила
ест
кусала» — кушала ботинки
«сапотька» — шапочка
«апотька» — лапочка
дерется
мурри-мурри — крик кота
«миляа» — милая
«Адюся» — Андрюша
«боно» — больно
патит — плачет
«патице» — платьице
ботинки
«сонца» — солнце
«уна» — луна
«тимо» —темно
50
Несколько времени тому назад я купила у П<етра> Н<иколаевича> Для Али 1) вышитую картину; барашек, лежащий на гирлянде роз 2) две картинки масляными красками: мальчик с кошкой и девочка с собачкой (у собачки человечье лицо) 3) две раскрашенные гравюры 60?ых годов: мальчик с венком повилики в крупных кудрях, держащий человекообразную собачку, другая — девушка, прижимающая к груди такую же собачку. Особенно хорош барашек, его очень хвалил Богаевский. Все веши — старинные.
Только сейчас ушла Аннета, Алина первая феодосийская няня, не видавшая ее около 2 1/2 мес. Аля ее совершенно не узнала,— а ведь узнала же Пра 1 г. 2 1/2 мес. после 2 1/2 мес. разлуки! Аннета находит, что Аля очень выросла и что лицо у нее стало меньше. В ней сейчас 83 сантиметра длины. За 2 месяца она выросла на 2 сантиметра. 1 1/2 месяца назад она весила 28 1/2 ф<унта>,— интересно, сколько теперь.
Сегодня у меня явилась мысль: если юность — весна, зрелость — лето, пожилые годы — осень и старость — зима, то что же — детство? Это — весна, лето, осень и зима в один день. Кажется, т<а>к.
Пишу стихи Эллису,— всего пока 308 стр<ок>. Выходит, вроде поэмы.
Усиленно «шьюсь», т. е. заказываю портнихе платье за платьем, на всех «теточки», к<а>к говорит Аля.
Пасху мы встречали в Коктебеле.
Феодосия, 16-го апреля 1914 г., вторник
Алины новые слова:
«теёнотька» — телёночек
«зеёный» — зеленый
«пакхет» — пахнет
«пасотим» — посмотрим
«каёши» — калоши
«дёетька» — девочка
барин
Вчера я купила для нее у П<етра> Н<иколаевича> три немецких книги 70-ых гг.— 3 тома «Tochteralbum» {Дочернего альбома (нем.)} с очаровательными романти-
51
ческими картинками: девочки в пышных юбочках, с длинными панталонами; дамы, причесанные на пробор, с волосами, покрытыми сеточкой; господа во фраках в талью и цилиндрах: элегантные миссионеры, окруженные добросовестно-черными неграми; тропические заросли, змеи, морские животные; похищение какой-то девочки неграми; вдруг ни с того ни с сего Бетховен; матери, шьющие платья тут же играющим детям; громадный слон с задраным хоботом и танцующий перед ним от страха крошечный человек в штатском; кораблекрушения, руины, короли, гномы, пастухи, барашки, и т. д. и т. д. Я целый вечер с наслаждением рассматривала эти картинки и — клянусь — они меня волнуют в несчетное число раз больше великих мастеров — старых и новых! Сегодня утром я показывала их Але, пришедшей ко мне на постель. Могу сказать, что она смотрела их чрезвычайно умно и внимательно.
—«Тава… зеёный»а (Трава… зеленая).
—«Теточки…» ( Цветочки). Негра она назвала Лёвой и, пощупав ему красные панталоны — единственное, что было на нем надето — объявила: — «Сухаха!» (Сухой). Маленьких девочек она называла Алей и целовала. Называла части тела и одежды, море, цветы,— не пропускала ничего знакомого. Рассмотрев картинку, она говорила: — «Всё!» и добавляла: «Пасотим!» (посмотрим).— Различала мальчиков и девочек; видя траву или цветы просила: «Дай!» и старалась их сорвать.
Феодосия, 17-го апреля 1914 г., четверг
Вчера Аля начала говорить фразы — запомнить! 1 г. 7 1/2 мес.! —
— «Пасён… Барбос… гайкий!» ( Пошел Барбос, гадкий!)
— «Огонь… горит.» — «Мамотька, дуся!» — «Мако… гаятий.» (Молоко горячее), «Няня… поет.» «Пуси… апол!» (Пусти на пол!)
Я думаю — через месяц она будет говорить совсем хорошо.
Сегодня утром она, сидя у меня па постели, «мыла» меня следующим обр<азом>: облизав палец, она водила им по моему лицу, или руке, приговаривая: — «Миться! Миться!.» — Это она уже делает давно,— очевидно, научилась у Кусаки.
Вчера за ужином она сидела у Людвига на коленях — это при ее дикости! вообще он ее приручил,— и вдруг, увидев няню, входящую с блюдом, изрекла:. — «Няня… поет!»
52
Мы все ужасно смеялись, смеялась и страшно сконфуженная няня.
Аля говорит сейчас около 300 слов, а 2 месяца назад знала всего 60. Значит, за 2 месяца она выучила 240. Сережа учит латынь, Аля русский.
