ВШЕНОРЫ, 8-ГО ФЕВРАЛЯ 1925 Г., 1 Ч. НОЧИ
Дорогая Ольга Елисеевна,
Нам с мальчиком пошли восьмые сутки. Лицом он, по общим отзывам, весь в меня: прямой нос, длинный, скорее узкий разрез глаз (ресницы и брови пока белые), явно — мой ротик, вообще — Цветаев. Помните, Вы мне пророчили похожего на меня сына? Вот и сбылось. Дочь несомненно пошла бы в С‹ережу›.
Мальчик мил, общее выражение лица благодушное, напоминает Ф. А. Степуна после удачной лекции. Ест хорошо, меня — представьте себе!!! — хватает. Поражаю и себя и других.
Мои дела хороши, всё как по книжке, но молодой Альтшулер (брат К. И. Еленевой), спасший и меня и мальчика (он родился в обмороке, и Альтшулер его минут 20 откачивал — искусственное дыхание) — А‹льтшулле›р настаивает на долгом лежании. Вчера (7-го) я в первый раз села. Еще ничего не читаю, — берегу глаза. Милее всего — Булгакова и еще одна дама, недавняя. Милы тишиной. А Ан‹дрее›ва — буря, влюблена в мальчика, как цыганка в белого ребенка. Приходит в 6 ч. веч‹ера› и уходит в 12 ч. ночи. Добра, странна и буйна. Равно притягивает и отталкивает.
________
Колеблюсь между Борисом (я) и Георгием (С‹ережа›). Назову Борисом — буду угрызаться из-за С‹ережи›, Георгием — не сдержу обещания Б. П‹астернаку›. Посоветуйте, исходя из двойной меня, какой Вы меня знаете.
_______
А няньки нет, и скоро все посещения кончатся. — Трудно. — Первое время я инвалид, а Али одной не хватит. С‹ережа› же с ног сбился, на след‹ующей› неделе три экзамена. Недавно, когда наша временная нянька (угольщица) сбежала, всю ночь не спал с мальчиком. Извелся.
________
Есть коляска — чудесная раскладная американская, купленная у одних русских за 50 крон. Спит он пока в моисеевой корзине, — подарок Андреевой. Лежу под ее одеялом и в ее ночной рубашке. Она мне, как его кормилице, готова отдать все. Эта любовь грозит мне бедами, было уже несколько стычек. Она очень трудна.
________
Лежу в той второй комнате, из которой вынесено все. В окна весь день — сияющая гора со всеми постепенностями света. Сейчас ночь, С‹ережа›, угольщица и мальчик спят. (Угольщица на Алиных львах и обезьянах, так и оставшихся в простенке.) Аля все эти дни (года!) ночует у Андреевых, с которыми не в «контакте».
________
Денежные дела сомнительны: в июле у С‹ережи› кончается иждивение, а места нет. А расходы, естественно, очень велики, как себя ни ограничивать. С‹ережа›, напр(имер), должен хоть на месяц снять себе отдельную комнату. — 200 кр‹он› местной бабке, пришедшей после события и потом еще два раза. — Угольщице — 10 дней по 15 кр‹он) — 150. И т. д. Не знаю, как вылезем.
________
Получили ли остаток иждив(ения) с Катиной оказией? Не забудьте ответить.
________
В следующий раз напишу подробнее и разборчивее, — пишу ночью, при завешенной лампе, наугад.
А пока целую Вас и Адю и очень жду письма. Аля не написала, п. ч. весь день в деловых бегах. А у нас весна, сережки на орешнике.
МЦ.
ВШЕНОРЫ, 14-ГО ФЕВРАЛЯ 1925 Г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Кто Вас смутил приездом: С‹ережа› думает, что Самойловна. (NB! У Вас их две: une a Paris, l’autre a Prague [1]). Если не Белобородова и не кто-нибудь власть имущий или возле власть имущих пребывающий — не слушайте и не приезжайте. Если Л‹яц›кий найдет возможным продлить Вашу ссуду, он это сделает и без Вас, если нет — никакое Ваше временное пребывание не поможет. Ведь через две недели Вы все равно уедете, и опять придется получать за Вас — Прага так мала — всё узнается. Приезд сейчас, по-моему, только перевод денег. Ведь чехи иным и заочно выплачивают ссуду. Тэффи, Б‹альмон›ту, еще кому-то, стало быть все дело в их доброй воле и в Вашем счастье (!).
Это говорило благоразумие, а теперь —
Вашему приезду была бы страшно рада, — у меня никого нет, как никогда. За городом сейчас чудесно, почти весна. Гуляли бы с коляской и без коляски. (Знаменитое: «Что может быть лучше молодой женщины с ребенком на руках?» — «Та же женщина, но без ребенка»). Кстати: страшнее ребенка — коляска. Помните обезумевшего Скворцова? (По-вашему: Щеглова, Ястребова, Перепелкина и т. д.)
А знаете, откуда ко мне прибудет коляска? Угадайте — Из «Воли России». Редакторы решили поднести своему будущему сотруднику «выездной экипаж». — Мило? — Получила официальное письмо на машинке с подписями всех четырех (а за Невинного — X.). Третьего дня у нас была М‹аргарита› Н‹иколаевна› с Ирусей, навезли множество детских вещей, — прелестных. Ни у Али, ни у Ирины не было такого приданого. — Приданое принца. — Но помню и всегда буду помнить, что первый камень — Ваш, и Ваша кофточка (русая, с голубой продёржкой) из всех — любимая.
Есть у нас и ванна, — одолжили совсем чужие люди на неопределенный срок. Мальчик уже несколько дней купается.
Нянькины дела таковы: угольщица, наконец, дорвалась до своих мирных дней и ночей, т. е. ушла. В Праге найти невозможно — никто не хочет в отъезд. Во Вшенорах и окрестностях тоже никого, старухи у печей, молодежь на фабрике. Предлагает кто-то — из десятых рук — какую-то «мать студента», но где она, какого возраста и нрава, пока неизвестно. Думаю, что подруга младенческих лет Кондакова.
Сегодня первую ночь ночевала с мальчиком — одна! — горжусь. Спала все-таки 6 часов. Остальное время перекладывала его, полоскала и развешивала его ризы, курила, ела хлеб и читала «Петра» Мережковского.
Кстати, мальчик окончательно, — Георгий. Радость — так радость полная. Во-вторых, уступить — легче, чем настоять. В-третьих, — не хочу вводить Б‹ориса› П‹астернака› в семью, делать его общей собственностью. В этом какая-то утрата права на него. Углубив, поймете.
Итак, Ваш крестник — Георгий. А крестного отца еще нету: Волконский стар, Завадский стар, Чириков стар. У меня ведь ни одного молодого мужского друга! А старого крестного — разве что для имени и как символ, — вместе не жить: «Мне тлеть пора, тебе — цвести». Крестный (или крестная) осмыслен, как некая опора, спутник, — иначе просто: «дунь и плюнь». Волконский же, 65 лет — сплошное дунь, а если молодого взять, выйдет «плюнь» (мое на крестного), я ведь быстро раздружаюсь:
«Птичка все же рвется в рощу,
Как зерном ни угощаем:
Я взяла тебя из грязи, —
В грязь родную возвращаю».
Крестины думаем устроить 23 русск‹ого› апреля (6-го мая) в Егорьев день и день Георгиевских кавалеров. Он уже будет «большой» (3 мес‹яца›).
________
А знаете ли Вы, что он родился в глубоком обмороке? Минут двадцать откачивали. (В транскрипции Лелика, наслушавшегося чего не следует: «Родился в лассо!») Если бы не воскресенье, не С‹ережа› дома, не Альтшулер — погиб бы. А м. б. и я. Молодой А‹льтшул›лер по-настоящему нас спас. Без него — никого понимающего, только знакомые (мы, Я).
Приятно обмануть пророчества В. Зайцевой и Ремизовых («Коли сына — так дочь!»). И Вы совершенно правы насчет хотения: этого мальчика я себе выхотела, заказала. И Вы первая подтвердили меня в моем праве на его существование, — не по-женски, — так хорошо по-мужски! — И напророчили мне моего сына, похожего на меня. Тогда в Иловищах. Отлично помню.
________
Четвертый день как встала. На ногах еще слаба. Понемножку вхожу в жизнь, т. е. в чистку картошки, в выгребание печек и пр. Тяжестей не таскаю, веду себя благоразумно. «Завидую» в окно, на горы, — дивная рыжизна дубов в синеве. Но так как «на воздухе сидеть» не умею — просто не выхожу — от соблазна.
________
Много любопытного о А. И. А‹ндрее›вой. Вас она скрыто не выносит (как Вы ее — явно). Своевольна, тяжела, сумасбродна, внезапна, совершенно непонятна. К мужчинам равнодушна, к нарядам (к своей красоте) равнодушна, к книгам равнодушна, покойным писателем и мужем не одержима. Дети? Сплошная команда, пуще меня. Любит, по-моему, только Савву. Беседовать не умеет. Никогда не банальна. Первые 9 дней (классически!) присутствовала непрестанно, — помогала, командовала, досаждала, заполняла собою (буйством и любовью) весь день и весь дом. На 10-ый день пропала, — как в воду канула. Аля, ночевавшая у них до вчерашнего дня, говорит — черное платье шьет с пестрой отделкой.
Цыганка, утверждаю. Неучтима и неподсудна.
________
Поблагодарите милую Адю за письмо. Будет время — напишу. Спасибо за оказию в Москву, письмо для Б‹ориса› ‹Пастернака› пришлю на днях, вслед этому. Как хотелось бы — и «Мoлодца»! Уже печатается. Когда буду посылать Вам, пришлю и для Б‹ориса› П‹астернака›, — м. б. найдется еще оказия, — пусть через месяц, лишь бы дошло. В Праге у меня никого нет, кого просить, — Св‹ятая› Елена, которую минуют все корабли.
________
Два раза была у меня г‹оспо›жа Тешкова, председательница Едноты. Лет под пятьдесят, седая, полная, голубоокая, — вроде Екатерины II. Очарована мальчиком: «Если бы Вы жили в Праге, у Вас бы на 1/2 дня была няня». Гадает о мирах, откуда он пришел. По теории Штейнера дух — все 9 месяцев, пока ребенок во чреве матери — кует себе тело. Выявленность (индивидуальная, а не расовая!) черт — свидетельство о степени развитости духа. — Хорошая теория, мне нравится.
Предложила мне вчера няньку из «Армады спасы» [2], — ее собственное предложение, м. б. таковых и нет. Нянька вроде солдата, лучше бы просто денщик! Воображаю ее негодование на мое курение и, вообще, всю меня!
Думаю, что единственно надежная няня — я. Сегодня (продолжаю 15-го) напр‹имер› спала 2 1/2 часа, — Георгий, очевидно, из любезности к гостям, днем спит, ночью вопит. (“Потерял ночь».) Читала Диккенса, полоскала пеленки, курила, ходила. У С‹ережи› завтра экз‹амен› у местного светилы — филолога-слависта Нидерле, на этой же неделе Кондаков и еще кто-то. Сам мальчика купает и очень им очарован, но cа n’avance pas ses affaires [3]. Как все склубилось!
Париж! — Как далеко! — Другая жизнь. (Нашу Вы знаете.) И сейчас не мыслю себя в ней. А прелестная была та весна на Смихове! Наша гора, прогулки под луной. Пасха (помните мою злость?!). Эту гору и весну я чувствую, как свою последнюю молодость, последнюю себя: «Denn dort bin ich gelogen, wo ich gebogen bin!» [4]. И — точно десять лет назад. Невозвратно.
________
Ax, деньги! Были бы, приехали бы, — я не для того, чтобы ухаживать, — обойдусь — для того, чтобы напомнить мне о том, кто я, просто посмеяться вместе! Начинаю убеждаться, что подходящая женщина такая же, если не бoльшая, редкость, чем подходящий мужчина. — Сколько их вокруг меня — и никого!
Мечтаю о Карловом Тыне, но и он недоступен: кормлю через 2 часа (мало молока и дольше мальчик не выдерживает) — не обернешься.
________
Но, в общем, очевидно, я счастлива. Все это дело дней. И всегда передо мной Соломонов перстень: «И это пройдет».
Целую нежно Вас и Адю. Сердечный привет Оле и Наташе. Пишите, но не приезжайте в Прагу ни из-за Самойловны, ни из-за меня.
МЦ.
_______________________________________________________________________
1. Одна — в Париже, другая — в Праге (фр.).
2. Армия спасения (чешcк.).
3. Здесь: от этого дела не продвигаются (фр.).
1. Ибо где я согнут — я солган! (нем.).
ВШЕНОРЫ, 19-ГО ФЕВРАЛЯ 1925 Г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Вот письмо для Б‹ориса› П‹астернака›. Положите его, пожалуйста, в конверт, с надписью:
Борису Пастернаку, без свидетелей.
Человеку, который повезет, сообщите, на всякий случай, его домашний адрес:
Москва, Волхонка 14
(Тотчас же перепишите его себе на стенку, а то листочек легко затерять.) Лучше всего было бы передать на каком-нибудь литературном вечере, вообще, узнать, где он бывает. М. б. он служит, — тогда на службу. Все это можно узнать в Союзе писателей или поэтов.
________
17-го ночью, от разрыва сердца, умер Кондаков. А сегодня, 19-го, С‹ережа› должен был держать у него экзамен.
Ближайшие ученики в страшном горе. Вчера С‹ережа› с еще одним через весь город тащили огромный венок. Недавно был его юбилей — настоящее торжество. При жизни его ценили, как — обыкновенно — только после смерти. Черствый, в тысячелетиях живущий старик был растроган. Умер 80-ти лет. Русские могилы в Праге растут. Это славная могила.
Умер почти мгновенно: «Задыхаюсь!» — и прислушавшись: «Нет, — умираю». Последняя точность ученого, не терпевшего лирики в деле.
Узнав, — слезы хлынули градом: не о его душе (была ли?), о его черепной коробке с драгоценным, невозвратимым мозгом. Ибо этого ни в какой религии нет: бессмертия мозга.
С‹ережа› уже видел его: прекрасен. Строгий, чистый лик. Такие мертвые не страшны, страшна только мертвая плоть, а здесь ее совсем не было.
Я рада за него: не Берлин, не Париж — славянская Прага. И сразу: умираю. С этим словом умер и Блок.
________
Я рада, что вы с Адей его слышали. Он останется в веках. О себе: чувствую себя средне. Мало сплю — ночью не всегда удается, днем не умею, не гуляю — мальчик еще мал, и нет коляски — и, вообще, некоторая разбитость, более душевная, чем внешняя. Прислуги нет: предлагали даму из Константинополя, но я сейчас слишком издергана, чтобы выносить присутствие чужого человека в таких тесных пределах. А приходящей на утренние часы не найти. Вечером же — С‹ережа›, уют, Диккенс, не хочу, чтобы мыли пол. Пока обхожусь. Будет коляска — будем уходить гулять, мальчик будет расти, — все обойдется.
И — тяжесть так тяжесть! А то: прислуга, относительная свобода, я не вправе буду быть несчастной. Право на негодование — не этого ли я в жизни, втайне, добивалась?
________
Вчера С‹ережа› отослал Вам деньги. Ради Бога, напишите, дошли ли те, через оказию Кати Р‹ейтлин›гер? Мне это необходимо знать. — И сколько. Если что-нибудь будут предлагать для мальчика, берите только платьица (ни одного) и штаны (ни одних). Разумеется — для младенческого возраста. (Есть такие штаны конвертиком, углом.) Кофточек и пеленочек у него достаточно. Есть даже вязаная куртка, прекрасная, года на три, и башмачки.
Мне подарили чешский халат (по чести — капот, расскажите Аде — оценит!) «бумазейковый» — кирпичный, с сиреневыми лилиями. В нем и сплю. И несколько рубашек, — тонких, как вздох, и как он же недолговечных. А Ваша желтая все служит!
________
Целую нежно. Не забудьте ответить по поводу тех денег, с оказией. Ведь необходимо выяснить.
Огромное спасибо за Б‹ориса› П‹астернака›.
МЦ.
