ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
Не цветом, а светом
Загадка решается: клен
Такая ж заплата
Как слово: любовь.
Ложь: пурпур и злато,
Ложь: киноварь, бронза и кровь
Спетом
[…]
Не цветом, а светом
Загадка решается: лес
Осенний…
Аминь и Осанна!
Иного не вспомнят уста
Пресветлая осень,
Какое подобье избрать?
(Хождение возле: “Не краской, не кистью”.)
27-го р<усского> сент<ября> — 10-го нов<ого> Окт<ября> 1922 г.
Даль, в верстовых столбах пошедшая ввысь.
Все поезда — в Бессмертье, по дороге — Россия.
Все поезда — в Бессмертье, полустанок — Россия.
Лестницей ребер, рук —
Тел воскресающих…
Дух, справившийся с прахом
Шелесты фольги
(NB! шелест засохшей листвы на дубах — точный шелест фольги.)
То благовествую, что сама
Нынче лишь узнала:
В строгой постепенности псалма,
Зрительною скaлой…
То живописую что сама
Нынче лишь узрела
клочья…
Просыпаются — кто в чем успел
Лечь на сон бессрочный
Старческих, не знающих сего,
Отроческих — птицы…
Вихрь седобородый…
Вяз седобородый…
Смертная жизнь:
м |
Слабых | — сеть
Дерева жизнь:
Славу петь!
Я знаю:
Такая же будет сквозная —
Та роща…
Хочешь? Помоги
Вспомнить! На иконках —
Шелесты фольги,
Проволочек тонких…
Сухие дубы — как елки с украшениями — когда нечаянно качнешь.
В этой стране —
Песни в цене!
— так опаду
… — и так восстану!
NB! Непременно старого Давида!
…День когда тьма от света
Отделена была. Столь наг и чист
Свет, что три ночи сряду
Стихи забрасываю: каждый лист —
Целою Мессиадой!
Тетрадь откладываю: каждый лист —
Целою Мессиадой!
В сиром воздухе загробном —
Перелетный рейс…
Сирой проволоки вздроги,
Повороты рельс…
Точно жизнь мою угнали
По стальной | версте —
двойной |
В сером мороке — две дали…
(Поклонись Москве!)
Точно жизнь мою убили.
Из последних жил
В сиром мороке в две жилы
Истекает жизнь.
Две продольности и встречный
Гром: железа речь.
Разве некой поперечной
Посередке лечь?
Разве некой поперечной
Не победа — лечь?
Под колесами не слышно
Рельс, не видно рельс.
Разве поезд — только поезд
И его ли ждешь?
28-го Октября по новому (Октябрь всегда пишу с большой буквы, из-за того — московского) вечером, в 11 ч. 20 мин. — на щеке — паук. (Espoir [надежда (фр.)].)
Не нaдо вам моeй любoви!
Обманываю вас —
Панoве!
В Сочельник кончила Мoлодца. За два месяца — ни стиха.
Зов —
Прародины.
Можжевельник монашествующий.
Что любовную любовь
Отбываю, как повинность.
Растворяю окно: гора или облако?
(Не стих, запись)
Хочу написать Окно (за кисеей).
Запись одной весны (книга). Устрашает необходимость фабулы. Люблю не людей, но души, не события, а судьбы <под строкой: а со-бытиё — СО ВСЕМ>. Я не умею выдумывать, брезгую вымыслом. Так прекрасно всё спелось без меня.
Не люблю из черной работы — только мытье полов: чувствую действительное унижение: долу перед прахом (который отрясают с ног). И унижение не только <пропуск одного-двух слов>, просто: мне на четвереньках — низко. Пол хорош для лежания: вытянувшись как мертвец.
Проще: не люблю из черной работы — только мытье полов: слишком помойно.
Я не изгоню из этой книги людей, они в нее сами не войдут (как в мою жизнь).
Весна: звенящее, сквозное, не оперенное.
Котел. — Платформа. — Въезд. — Колодец. — Лысая гора (можжевельник). Дубовая рощица.
“Что с ним сделала жизнь”. Жизнь, — но ведь это вёсны и лета и осени и зимы, и разливы рек, т. е. опять вёсны — и лета — что они с нами — нам — делали, кроме доброго?
“Что со мной сделала жизнь” — стихи.
Люби другое, и страдать будешь от другого — и страдать будешь по-другому: по-своему: родному <сверху: высокому>.
— Просквозило всю голову!
(на горе)
Встречи с П<астерна>ком, на платформе, ожидая поезда в Прагу.
Моя душа теряет голову.
Памятью и рассудком помню, что есть другая жизнь — горячая, где жарко. Сердцем — нет: оно всецело на службе моих горных подъемов (т. е. ног, и легких, и лба).
Весну этого года я увидела черной, в темноте, скорей услышала, чем увидела — в шуме разлившегося ключа, поздно вечером, когда уже ничего не видно.
Это книга отрешения: платье всё время падало, я его вяло удерживала — и вдруг задумалась, загляделась, а оно — <пропуск одного слова> — скользнуло и вот — кружком как пес у моих ног: жизнь.
Быть действующим лицом — да, если бы не с людьми! В лесу, например, — действующим лицом.
Мне плохо с людьми, потому что они мне мешают слушать: мою душу — или просто тишину.
Такой шум от них! Без звука. Пустой шум.
Знаю, что весна со мной сотворит — что не знаю (то, чего еще не знаю).
Запись моих близоруких глаз.
Я знаю, что за облаком — боги. Два слова во мне неразрывны: боги и игры. А наших земных игр не люблю: ни взрослых, ни детских.
Почему такая свобода во время сумерок? Уверенный голос, шаг, жест. А я знаю: лицо скрыто! Свобода маски. Мне в жизни нужно, чтобы меня не видели, тогда всё будет как <пропуск одного слова>. Исчезнуть, чтобы быть. (Не смерть ли?)
Я не больной. Больной неустанно меняет положение, потому что дело не в кровати, а в нем. Я металась, пока не напала на одиночество (единственный бок одиночества). Следовательно, дело было в кровати, а не во мне.
6-летний мальчик, сын режиссера, целует ручку. Ах, если бы не режиссера сын, а сапожника! — Сам —
(NB! Странно: переписываю эту запись — речь о Лелике Т<ур>жанском [Олег Вячеславович Туржанский (1916 — 1980) — сын Александры Захаровны Туржанской (урожд. Дмитриевой, ? — 1974), до эмиграции — актрисы, и Вячеслава Константиновича Туржанского (1891 —1976), знаменитого кинорежиссера.] — как раз в день его шестнадцатилетия: 25-го июля 1932 г. Он более чем когда-либо “целует ручку”. В мифологию больше не играет, но танцует на балах.)
Моя душа слишком ревнива: она бы не вынесла меня красавицей.
Черный. Белый. Темный и светлый мне нужнее: больше дает. Думаю — п. ч. черный существует еще и как разряд: густоты, степени жара и пр. (Черный: жаркий: густой: резкий — ), т. е. как ряд определенных присутствий, мне ненужных, лишних, м. б. враждебных.
Черный: ряд (свойств и вещей), темный — всё.
