‹29-ГО ИЛИ 30-ГО ИЮНЯ 1936 Г.› VANVES (SEINE) 65, RUE J. В. POTIN
Дорогая Ариадна,
Судьба решительно против нашего последнего (на днях уезжаю) свидания, но будем — против судьбы, и всё же увидимся в четверг, только на ещё — короче, ибо мне необходимо быть в городе в 5 ч. по отъездным делам, т. е. выехать от Вас не позже 4 ч.
А то — совсем не увидимся, п. ч. мне нужно убрать весь дом, уложиться — и т. д.
Но верю, что Вы ко мне выберетесь — хотя билет и дорог (21 фр‹анк› aller et retour [1], за Фонтенбло, на двух реках).
Итак — до четверга, хотя и накоротко.
Целую Вас, сердечный привет детям от нас обоих.
МЦ.
_________________________________________________________________________
1. В оба конца (фр.).
8-ГО ИЮЛЯ 1936 Г., СРЕДА MORET-SUR-LOING (S. ET M.) 18, RUE DE LA TANNERIE, CHEZ MME V-VE THIERRY
Дорогая Ариадна, вчера, в грозу и ливень въехали с Муром в Moret. Выгрузив вещи, зашли в кафе, а когда вышли — все улицы были превращены в глубокие и бурные потоки. Пока Мур изумлялся и негодовал, я быстро и молча разулась и пошла вперед — в воде выше щиколки, держась за край домов, ибо поток — уносил. (То же, конечно, пришлось сделать и Муру — но кaк он потом ворчал! — «Все из окон на нас смеялись… Думают, что мы всегда ходим босиком»… и т. п. рассуждения горожанина.)
Квартира очень уютная и чистая, уличка тихая, за сaмой церковной стеной (спиной). Окрестности редкостной красоты: две реки — Loing и Сена — близкий лес (есть и сосна), холмы… Мы уже сделали две прогулки и уже нынче ели свои маслёнки.
Лавок — залиться: целая улица кооперативов и всяческих Familister’ов. Цены — не дороже Ванва. Словом, быт устрoен, т. е. — почти устранён.
— За этой церковью я живу, и у меня есть своя химера, и у Мура тоже: живем почти под ними. Церковь начата в 1166 г., т. с. 870 лет назад, т. е. без 30-ти — 900. — Население приветливое, а вот слово Мура: — «Как странно: отчего это в старых городах — столько стариков? Наверное в Париже — их давят». (NB! — машины.) Это же слово, кроме реалистического толкования, я читала не то у Бодлера, не то у Верхарна — во всяк‹ом› случае у кого-то Муром нечитанного.
________
Пишите о себе. Приехал ли Н‹иколай› О‹скарович› — и на сколько? Кончились ли детские экз‹амены› — и каковы результаты? (Мне уже кажется, что мы с вами — сто лет не виделись.) А мандат???
Носится ли синее ожерелье и всё так же ли нравится? Отозвалась ли О‹льга› Н‹иколаевна› на кольцо — и есть ли надежда??!!
Словом, пишите все свои новости. И — непременно — когда (приблизительно) ко мне собираетесь? Лучше не в воскр‹есенье› (хотя и дешевле) в воскр‹есенье› у меня — именно из-за этого — всегда будет народ, и ничего не удается, не считая общеприездной толчеи на берегу.
Непременно напишите, когда приблизительно и сможете ли с ночевкой?
Погуляли бы по ночному городку — набережным — под химерами и с привидениями.
МЦ.
15-ГО ИЮЛЯ 1936 Г. MORET-SUR- LOING (S. ET M.) 18, RUE DE LA TANNERIE, CHEZ MME V-VE THIERRY
Дорогая Ариадна, получила нынче письмо от О‹льги› Н‹иколаевны› — уже сюда, очевидно адрес мой у нее от Вас, т. е. — Вы мое письмо получили. От О‹льги› Н‹иколаевны› узнала о наконечном возвращении Вашего мужа, — рада за Вас, авось Ваши бедствия кончились.
Оказывается, О‹льга› Н‹иколаевна› уже писала мне 12 дней тому назад — ничего не получила, хотя тогда была еще в Ванве. Не знаю, что в тoм письме, в этом — о кольце ни слова. M. б. не сочла нужным и даже возможным написать о нем мне, считая (как оно и есть) это вaшим делом? Очень хотела бы знать, нашлось ли оно у них, и написали ли они что-нибудь Вaм, — и чтo??? (Сплю и вижу его во сне, честное слово!)
Живем под дождем, — привыкли. Вчера было событие рынка (раз в неделю). Вчера же — событие 14-го июля. (Первое для меня, второе — для Мура.) В оба праздника (воскр‹есенье› и вчера) приезжали гости. Здесь чудные прогулки, но купанья нет, несмотря на две реки.
Отзовитесь — тогда напишу настоящее письмо.
Пока же целую — и желаю
МЦ.
31-ГО ИЮЛЯ 1936 Г. 65, RUE J. В. POTIN VANVES (SEINE)
Дорогая Ариадна,
Пишу в последнюю moret’скую минуту — обуянная страхом, что вдруг, не предупредив, приедете — а нас — нет!
Уезжаем из-за отчаянной сырости: двух рек, самого дома, небес и земли — а главное из-за подозрения, у Мура, ревматизма: болит то одна нога, то другая, иногда — до хромоты.
Из Ванва напишу о своей дальнейшей судьбе: возможно, что уеду в горы — было приглашение, но нужно еще проверить, а главное добыть деньги на билеты.
Если сразу напишете, застанете меня еще в Ванве (уедем, если (тьфу! тьфу!) не раньше 4-го/5-го).
Пока целую вас и детей, простите, что не отозвалась раньше, но необходимость решения дальнейшей (или ближайшей) судьбы — мешала.
Пишу на узлах (litteralement) [1]. Горюю об этом чудном городке, где мне чудно жилось и работалось.
Жду скорой весточки, — как здоровье мужа, и где он — и чтo дальше, намечается с вами и, главное — с Вами? Работаете ли?
Сердечный привет родителям и брату. Как здоровье отца?
МЦ.
‹Приписка на полях:›
От О‹льги› Н‹иколаевны› получила большое приветливое письмо — давно уже.
___________________________________________________________________________
1. Буквально (фр.).
28-ГО АВГУСТА 1936 Г., РУССКОЕ УСПЕНЬЕ ST. PIERRE-DE-RUMILLY, HAUTE SAVOIE CHATEAU D’ARCINE
Дорогая Ариадна! А я Вам последняя писала — из Ванва, сразу после Moret.
Как видите — я в Савойе — (мы с Муром) — в настоящем феодальном замке — XIII века, для меня, к сожалению, слишком сохранном, слишком приспособленном к человеческому образу жизни — есть и вода, и электричество, и — увы — мебель, хотя и не новая, но явно — не тa — но я забралась на чердак, в никем не оценённую комнату — вроде пещеры, с крохотным оконцем, пробитым во всей толще стенки — и каменным полом en pierres de tаillе [1] — и здесь блаженствую, т. е. пишу все утра. А Мур в ней только спит — целый день гоняет (как у Вас с Верой) с нa год младшим мальчиком и нa пять младшей девочкой — под надзором одного 15-летнего полуюноши.
Погода — дивная — и заслyженная.
Но спутников, увы, для пешего ходу — нет, все ездят на автомобиле-то в Chamonix, то в Annecy, а мне нужно — просто горы, без названия и — главное — без компании. Поэтому хожу одна — не особенно далёко, п. ч. не только теряю чувство направления, а как родилась — потеряла. Рву орехи — единственное, чтo здесь есть в изобилии, ибо фрукты погибли — все.
Пишу немножко своё. Перевожу Пушкина.
Очень жду от Вас весточки — о себе, о Вашей работе, о планах, о детях. Не поленитесь! Я здесь наверное еще пробуду дней десять.
Мур приветствует девочек — и Вас, конечно.
А я — обнимаю.
МЦ.
_________________________________________________________________________
1. Из строительного камня (фр.).
30-ГО СЕНТЯБРЯ 1936 Г. VANVES (SEINE) 65, RUE J. В. POTIN
Дорогая Ариадна,
Почему Вы ни разу не отозвались — голосу не подали за всё лето? Писала Вам дважды: из Moret и из Савойи. Неужели Вам было так плохо, что даже мне не захотелось написать??
В 20-тых числах мы с Муром вернулись из Савойи — и я все надеялась на весточку от Вас — но вместо Вашей получила наконец (4 месяца спустя!) от Люсьена, но — если бы Вы знали какую никакую: Chere Madame — и — pardonnez — и enchante — в таком роде, а какие, по существу, всё слова и вещи — чудесные: и chere и ma dame (Dame!) и pardon и enchantement [1], но не дано людям осознавать чтo говорят! Ни — чувствовать.
Итак, дорогая и неверная Ариадна, как видите — не сержусь, а верю, люблю и надеюсь (вчера как раз был этот тройной праздник).
Если Вы нынче — 18-го русск‹ого› сентября — имянинница — поздравляю и желаю.
МЦ.
Мур завтра идет в школу, и мы вчера купили пуд тетрадей — еле дотащили.
Он очень приветствует Вас и девочек.
____________________________________________________________________________
1. Дорогая госпожа… простите… очарован… дорогая… моя дама (Дама!)… прощение… очарование (фр.).
12-ГО АПРЕЛЯ 1937 Г. VANVES (SEINE) 65, RUE J. В. POTIN
Дорогая Ариадна,
Не знаю Вашего адреса и пишу на Ольгу Николаевну. От нее знаю, что вы уже у себя, знаю и о болезни детей — помню как двухлетний Мур гнал от себя докторшу — Уходи, противная краснуха!
а она, не понимая, одобряла: — Вот молодец! Так и нужно гнать болезни!
Но жаль все-таки, что на первых порах Вашей новой жизни — такое осложнение.
О‹льга› Н‹иколаевна› пишет, что квартира небольшая, но хорошая, веселая (а у меня — небольшая и нехорошая! мечтаю переехать: извела третья печнaя — трехпeчная зима — все утрa простояла на коленях, выгребая и протрясая) — а я все вспоминаю Ваши сады, которые у меня все слились в один: огромный, — я очевидно их сложила, а м. б. и перемножила.
Как я помню одно наше с Вами гулянье, м. б. последнее, вечерело. Вы мне показывали молодые бобы, а потом дали мне розы, а дом уже был совсем темный. Слово Garches для меня навсегда магическое, для Вас — нет и не может быть, п. ч. там шла Ваша жизнь, я же попадала в чей-то сон, немножко как Domaine sans nom [1] — да там Вы мне его (Meaulnes) и дали… (Правда, Meaulnes, son grand reve [2] — немножко кусочек нашей жизни? С нами было. (Я (в книге) невыносимо только когда его нет. Когда оно есть — это лучшее слово и имя.)
Пишите, милая Ариадна, не смущаясь собственными долгими перерывами, — не будем считать и считаться.
У меня к Вам большая просьба, но скажу ее только после Вашего ответа.
До свидания! Когда в Париж? Непременно предупредите заранее. Хорошо бы вместе съездить на волю, на целый день. Сейчас начинаются чудные дни.
Пишите.
Обнимаю
МЦ.
‹Приписка на полях:›
Пишете ли — книгу своего детства и юности? Что делаете весь день? Есть ли кто-нибудь при детях? А м, б. у Ваших краснухи не было? У меня было впечатление, что переболели все.
_________________________________________________________________________
1. Поместье без названия (фр.).
2. Прекрасный сон (фр.).
26-ГО ОКТЯБРЯ 1937 Г. VANVES (SEINE) 65, RUE J. В. POTIN
Дорогая Ариадна,
Если я Вам не написала до сих пор — то потому что не могла. Но я о Вас сквозь всё и через всё — думала.
Знайте, что в Вашей страшной беде я с Вами рядом.
Сейчас больше писать не могу потому что совершенно разбита событиями, которые тоже беда, а не вина. Скажу Вам, как сказала на допросе
— C’est le plus loyal, le plus noble et le plus humain des hommes. — Mais sa bonne foi a pu etre abusee. — La mienne en lui — jamais [1].
Обнимаю Вас и — если это в последний раз — письменно и жизненно — знайте, что пока жива, буду думать о Вас с любовью и благодарностью.
Марина
________________________________________________________________________
1. Он самый честный, самый благородный, самый человечный человек. Его доверие могло быть обмануто. Мое к нему — никогда (фр.).
VANVES, 2-ГО НОЯБРЯ 1937 Г., ВТОРНИК 65, RUE J. В. POTIN
АРИАДНА РОДНАЯ,
Лягушка конечно Ваша: неужели Вы думаете, что я могла ее иначе воспринять — и принять. Эта Ваша лягушка охраняла меня целое лето, со мной шла в море, со мной писала повесть о Сонечке, со мной горела (горели ланды, мы были в кольце огня), и всё это были — Вы.
Вижу пред собой Ваше строгое, открытое, смелое лицо, и говорю Вам: что бы Вы о моем муже ни слышали и ни читали дурного — не верьте, как не верит этому ни один (хотя бы самый «правый») из его — не только знавших, но — встречавших. Один такой мне недавно сказал: — Если бы С‹ергей› Я‹ковлевич› сейчас вошел ко мне в комнату — я бы не только обрадовался, а без малейшего сомнения сделал бы для него всё, что мог. (Это в ответ на анонимную статью в Возрождении.)
Обо мне же: Вы же знаете, что я никаких дел не делала (это, между прочим, знают и в сюртэ, где нас с Муром продержали с утра до вечера) — и не только по полнейшей неспособности, а из глубочайшего отвращения к политике, которую всю — за редчайшими исключениями — считаю грязью.
Дорогая Ариадна, пишите мне! (Вы ничем не рискуете: мы с Муром на полной свободе.) Пишите мне обо всем: и Вашем горе, и вашем будущем — близком и далёком, и о девочках, и о душе своей… Люблю Вас как сестру: этого слова я еще не сказала ни одной женщине.
Мой адрес тот же: та же руина, из которой пока никуда не двинусь — не могу да и не хочу: еще скажут — прячется или — сбежала. Предстоит тяжелая зима — ну, ничего.
Напрасно просили меня о вечном адресе, потому что его у Вас не могло бы не быть — неужели Вы думаете что я могу так кануть — без следу — сжигая за собой — всё? Я человек вечной благодарности.
Ах, Ариадна, какой это был рай — в тех Ваших садах! Я еще когда-нибудь их напишу.
Жду весточки и обнимаю Вас,
Ваша всегда
Марина
‹Приписка на полях:›
Не думайте, что я не думаю о Вашем горе: у меня в сердце постоянный нож.
Ваша лягушка была — мои последние счастливые дни. Кстати, она из голубой от моря и огня превратилась в серебряную — т. е. стала совсем Ваша (О‹льге› Н‹иколаевне› этого конечно не говорите, да и не скажете!)
(Из тетрадки Юношеских стихов)
С. Э.
Я с вызовом ношу его кольцо:
Да, в вечности — жена, не на бумаге!
Его чрезмерно-узкое лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей…
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями раскинутых бровей —
Две бездны.
В его лице я Рыцарству верна:
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.
Коктебель, 3-го июня 1914 г. (ДО войны!)
Коктебель. 1914 г. — Ванв, 1937 г.
МЦ.
