51
Meudon (S. et О.)
29-го июня 1929 г., суббота.
Дорогая Саломея, спасибо и простите; деньги я конечно получила, но не знала, куда Вам писать, ибо Вы ехали в Голландию, страну для меня баснословную, в которой я совершенно не мыслю знакомого человека.
Очень рада, что Вы опять в досягаемости: в Париже.
На этой неделе я занята в понед<ельник> и четверг, остальное пока свободно.
Очень хочу Вас повидать и жду весточки. Целую Вас.
МЦ.
52
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
15-го июля 1929 г.
Дорогая Саломея! Мне приходится опять просить Вас об иждивении («точно это было вчера»…) Деньги с вечера у меня есть, но конверт с некоторых пор заклеен (au bon moment!) ибо надежда на поездку в горы еще не оставлена1. (Место дешевое, но дома пусты, без ничего, – вот и колеблюсь.)
Дошло ли до Вас мое последнее письмецо, уже на парижский адр<ес> и почему молчите?
Очень хотелось бы повидаться, но сомневаюсь, что Вы в городе.
Целую Вас.
МЦ.
Саломея! Если Вы в городе, не могли бы Вы – если найдете это нужным – встретить меня с Вырубовым?2 Я сейчас собираю материал Для одной большой вещи3 – мне нужно все знать о Государыне А<лександре> Ф<едоровне> – м. б. он может указать мне иностранные источники, к<отор>ых я не знаю, м. б. живо что-нибудь из устных рассказов Вырубовой . М. б. я ошибаюсь и он совсем далек? Но тогда – общественные настроения тех дней (коронация, Ходынка, японская война) – он ведь уже был взрослым? (я росла за границей и японскую войну помню из немецкой школы: не то.) – Подумайте. – А если его в городе нет, м. б. дадите мне его адр<ес>?
Простите за хлопоты.
Кто еще может знать? (О молодой Государыне).
53
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
20-го августа 1929 г.
Дорогая Саломея! Я никуда не уехала; но удалось Алю отправить в Бретань на несколько недель, в чудное место с настоящим морем и жителями. (Это мне почему-то напомнило поэтессу Марью Шкапскую1, которая приехав в Берлин, все стонала – «Нужно ходить как мать-природа» и не выходила от Вертхейма2. Эту же М. Шкапскую один мой знакомый, не зная ни кто ни что, принял за акушерку3.) С<ергей> Я<ковлевич> ездил в Бельгию по евраз<ийским> делам и в очаровании от страны. Был на Ватерлоо4. Сейчас он болен (очередная печень), болен и Мур – что-то в легком, лежит в компрессах и горчичниках, простудился неизвестно как. Докторша нашла у него послескарлатинный шумок в сердце, кроме того советует вырезать аденоиды. Я вся в этих заботах, с Алиного отъезда (2 недели) просто не раскрыла тетради, которую уже заплел паук. До Муркиной болезни непрерывно с ним гуляла, а в лесу да еще с ним – какое писанье!
Прочла весь имеющийся материал о Царице, заполучила и одну неизданную, очень интересную запись – офицера, лежавшего у нее в лазарете5. Прочла – довольно скучную – книгу Белецкого о Распутине с очень любопытным приложением записи о нем Илиодора, еще в 1912 г («Гриша», – м. б. знаете? Распутин, так сказать, mise a nu )6.
Прочла и «Im Westen nichts neues» , любопытная параллель с «Бравым солдатом Швейком» – (Хашека) – к<оторо>го, конечно, знаете? В обеих книгах явный пересол, вредящий доверию и – впечатлению. Не удивляйтесь, что я это говорю: люблю пересол в чувствах, никогда – в фактах. (Каждое чувство – само по себе – пересол, однозначащее) Не всякий офицер негодяи и не всякий священник безбожник, – это – Хашеку. Не всех убивают, да еще по два раза, – это – Ремарку. (Rehmark? тогда – немец. A – Remark? – читала по-французски.)7
Да, чтобы не забыть: деньги за Федорова в из<дательст>ве с благодарностью получены.
(А старая Кускова взбесилась и пишет, что у евразийцев принято убивать предков. Прочтите ответ в ближайшей (субботней) «Эмигрантике», принадлежит перу С<ергея> Я<ковлевича> 8.)
<…> С<ергей> Я<ковлевич> пролежал три дня, вчера потащился в Кламар и еле дошел – так ослаб от боли и диеты. Великомученик Евразийства. Сувчинский где-то на море (или в горах), В<ера> А<лександровна> служит, никого не видаю, п. ч. все разъехались, кроме того – Али нет, и привязана к дому – или Медону, что то же. Лето у нас прошло, все улицы в желтых струйках, люблю осень.
До свидания! Горы люблю больше всего: всей нелюбовью к морю (лежачему) и целиком понимаю Ваше восхищение (NB – от земли!)
Целую Вас. Привет А<лександру> Я<ковлевичу>. Пишите.
МЦ
Дорогая Саломея! Где Вы и что Вы? Писала Вам в Швейцарию, но безответно. Пишу Вам в торжественный для меня день – Алиного шестнадцатилетия. Ее шестнадцать лет + не-совсем-восемнадцать тогдашних моих – считайте!1
Аля только что вернулась из Бретани, а я никуда не уезжала.
Целую Вас и жду весточки.
МЦ.
5/18-го сент<ября> 1929 г. Медон.
55
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
19-го сент<ября> 1929 г.
Дорогая Саломея! Наши письма скрестились. Очень рада повидаться, позовите меня с С<ергеем> Я<ковлевичем> – есть грустные новости1 – лучше вечерком. Аля вернулась из Бретани, и теперь мне свободнее. Спасибо за посылку иждивения. Целую Вас и жду.
МЦ.
56
Брюссель. 21-го Октября 1929 г.
Дорогая Саломея! Я собака, – до сих пор Вас не поблагодарила. Брюсселем очарована1: не автомобили, а ползуны, ждут пока решусь и не решаются – пока не решусь. Была на Ватерлоо, – ныне поле репы. Вечер прошел средне, даже в убыток, но много милых знакомых, и о поездке не жалею. Колония здесь совсем другая, глубоко-провинциальная, с человеческим примитивом, что так люблю. Скоро увидимся. Целую Вас.
МЦ.
57
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
7-го ноября 1929 г.
Дорогая Саломея!
Приехала, благополучно прогорев на брюссельском вечере, т. е. оплатив из него, кроме расходов по залу и пр., один конец дороги. Могло быть хуже.
Очень хочу Вас повидать, есть слухи, что Вы в Лондоне, но я верю только Вашему почерку.
До свидания! Отзовитесь.
Целую Вас.
МЦ.
Дорогая Саломея! Простите, что так долго не подавала голосу и даже не поблагодарила Вас за последнее иждивение, – Вы м. б. слышали уже от Д<митрия> П<етровича > о болезни С<ергея> Я<ковлевича>? Хотелось что-то выяснить, началось хождение по врачам, – всякий свое (диагноз и рецепты), но все одно: немедленно уезжать. Место найдено: пансион в Савойе, 1600 метр<ов> высоты – не доезжая до Chamonix. Кажется на днях едет.
Давайте повидаемся на следующей неделе, напишите мне.
Пока целую Вас и еще раз прошу простить.
МЦ.
Медон, 11-го дек<абря> 1929 г.
– !!! Фернандэз1 у меня, с собственноручным письмом Слонима, к<оторо>го кстати сейчас режут (аппендицит).
59
Медон, 20-го янв<аря> 1930 г.
С – все еще Новым Годом, дорогая Саломея!
Очень хочу повидаться, но не знаю, в Париже ли Вы. Напишите мне словечко. От С< ергея> Я<ковлевича> хорошие вести: за 3 недели прибавил 4 кило, по-моему хорошо.
Итак жду Ваших новостей и вестей.
МЦ.
Дорогая Саломея! Я все занята красно-крестными хлопотами для стипендии С<ергея> Я<ковлевича> – чудно поправляется, а скоро уезжать, нужно продлить, Красный Крест дает, но с условием перевести его в настоящую (т. е. ужасную) 30-франковую франц<узскую> санаторию, – отвоевываю деньги на ту, где он сейчас, не знаю что выйдет, уж очень старорежимны, циркулярны – и все, что отсюда следует – люди. Концы дальние, возвращаюсь в запущенный дом, Але некогда – учится – и т. д.
Очень попрошу Вас, если можно, выслать иждивение, – новая беда: Але 16 л<ет> 5 мес<яцев>1, т. е. 17 мес<яцев> штрафу за неимеющуюся carte d’identite, – боюсь приступить, а комиссар новый и свирепый – прежнего, милого за взятки убрали.
Очень хочу повидаться. Да! не придете ли 25-го во вторник на франко-русское собеседование о Прусте: Вышеславцев и кто2 – 5, Rue Las-Cases – Musee Social, нач<ало> в 9 напр<имер>, – о Прусте: интересно!
До свидания, привет, как Вы живы?
МЦ.
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
20-го февр<аля> 1930 г.
52
1 Поездка в горы не состоялась. См. следующее письмо.
2 Имеется в виду Вырубов Василий Васильевич (1879 – 1963) – земский деятель, председатель Особого комитета по объединению общественных организаций во время гражданской войны. В Париже принимал участие в деятельности Общества охранения культурных ценностей. Современники отмечали его увлекательные рассказы о прошлом. (Наше наследие. 1993. № 28. С. 107.) С. Н. Андроннкова-Гальперн была хорошо с ним знакома. Сын В. В. Вырубова, Николай, какое-то время жил в доме Саломеи Николаевны (там же. С. 107 – 108).
3 Речь идет о «Поэме о Царской Семье» (см. т. 3).
4 Вырубова А. А. См. комментарий к «Поэме о Царской Семье» (т. 3).
53
1 Шкапская (урожденная Андреевская) Мария Михайловна (1891 – 1952) – поэтесса, впоследствии стала писать очерки.
2 Вертхейм – правильно: Вертхеймер Макс (1880 – 1943) – немецкий психолог.
3 «Темы стихов Марии Шкапской в основном ограничены кругом переживаний жены-любовницы-матери. Любовь, зачатие, беременность, аборт, смерть ребенка, ревность – «женская Голгофа»…» – писал о поэзии Шкапской критик Борис Филиппов (Вестник РХД, 1971, № 100. С. 274).
4 Место под Брюсселем, где в 1815 г. была разгромлена армия Наполеона.
5 Речь идет о рукописи И. В. Степанова «Лазарет Ея Величества», которую Цветаева очень ценила и безуспешно пыталась устроить в печать. (Коркина Е. Поэма о Царской Семье. – В сб.: Марина Цветаева. Статьи и тексты. Wien, 1992. С. 189.)
6 В книге С. П. Белецкого (1873 – 1918) «Григорий Распутин» (Из записок) (Пг., «Былое», 1923) в качестве приложения приведена запись иеромонаха Илиодора (Сергея Труфанова) «Гриша». Эта запись 1912 г. является первоначальным наброском известного очерка Илиодора «Святой черт», опубликованного в журнале «Голос минувшего» (Спб. 1917. № 3). (Там же.)
7 Ремарк Эрих Мария (1898 – 1970) – немецкий писатель. Его роман «На Западном фронте без перемен» вышел в 1929 г. и сразу же был переведен на французский и русский языки.
8 Кускова (во втором браке – Прокопович) Екатерина Дмитриевна (1869 – 1958) – общественно-политический деятель, публицист. В 1922 г. выслана из СССР. В своей статье «Коварные вопросы» (Последние новости. 1929. 20 августа), говоря о «евразийских бреднях об особой культуре востока Европы», Кускова описала случай на Камчатке, где трое эскимосов обратились за разрешением к председателю ревкома убить свою тетку-старуху, «которая уже не могла нести никакой работы». При этом было подчеркнуто, что «содержание просьбы – евразийское». В рубрике «Эмигрантика» в газете «Евразия» (1929. № 35. 7 сентября) С. Я. Эфрон (анонимно) в заметке «Простой ответ на «коварный вопрос» возразил Кусковой: «Кускова решила приписать евразийству столь кровожадные измерения…» и т. д.
54
1 Але в этот день исполнялось 17 лет; в 1912 г. М. Цветаевой было 20 лет.
55
1 По-видимому, Цветаева имеет в виду возобновление у мужа старого легочного процесса.
56
1 10-го октября 1929 г. Цветаева писала тому же адресату: «Дорогая Саломея! 16-го я уезжаю в Брюссель, где у меня вечер. <…> Из Брюсселя напишу Вам, еду на неделю.
<…> Целую Вас.
МЦ.
Видела Слонима и беседовала с ним о Фернандэзе (Рамоне?)». О брюссельском вечере Цветаевой 20 октября 1929 г. см. письмо 49 к А. А. Тесковой (т. 6).
58
1 См. комментарий 2 к письму 28.
60
1 См. комментарий к письму 54.
2 В 1929 г. группой русских литераторов (инициатор – В. Фохт) и их французскими коллегами была организована Франко-русская студия, в рамках которой проводились публичные собрания (собеседования), посвященные русской и французской литературе и их взаимосвязям. Каждое собрание открывалось двумя содокладами, с русской и французской стороны, затем присутствующим предоставлялось слово для обсуждения. Стенограммы собраний публиковались в журнале «Двухнедельные тетради» («Cahiers de la quinzaine»). На первом собрании (30 апреля 1929 г.) были представлены писатели, согласившиеся участвовать в собеседованиях. О русских писателях, в том числе Цветаевой, рассказал В. Фохт. В течение 1929 – 1930 гг. Франко-русской студией было проведено более 10 встреч («Достоевский в представлении наших современников», «Творчество и влияние Андре Жида», «Лев Толстой», «Роман после 1918 года», «О взаимном влиянии французской и русской литератур» и др.).
Собрание, посвященное Марселю Прусту, состоялось 25 февраля 1930 г. (зал «Musee Social», 5 rue Las-Cases). Co вступительным словом о М. Прусте и его творчестве с «французской» точки зрения выступил Роберт Оннерт. «Русскую» точку зрения представлял религиозный философ Борис Петрович Вышеславцев (1877 – 1954). Докладчик отметил «близость Пруста к русской эстетически настроенной интеллигенции довоенного времени», но вместе с тем, сравнивая его с Толстым и Достоевским, определил Пруста, как писателя некоей «средней сферы», не испытавшего удара революции, никогда не доходящего в своем анализе до глубины «я», до «сокровенного сердца человека», не стоящего перед пределами небытия или вечности, но остающегося в своем анализе на психологической поверхности и устремленного только к прошлому, а не к будущему – писателя, регистрирующего жизнь, благодаря своей исключительной и чисто эмоциональной памяти, как документальный и импрессионистический фильм» «Пруст остается нечувствительным к объективной трагедии человечества», – как бы подвел итог своему выступлению Б. П. Вышеславцев. (Россия и Славянство. Париж. 1930. 22 марта. С. 6.)
В прениях по докладу Цветаева выступила с резкими возражениями:
«Я бы хотела ответить моему соотечественнику Господину Вышеславцеву.
Когда он говорит о том, что он называет «маленький мирок» Пруста, Г<осподин> Вышеславцев забывает, что не бывает «маленьких мирков», бывают только маленькие глазки.
Что касается отсутствия больших проблем – искусство заключается не в том, чтобы ставить их, а в том, чтобы уметь давать на них большие ответы. Весь Пруст и есть ответ – откровение.
По поводу цитаты «дар видеть поверхность вещей», я бы сказала: «скорбь вещей».
Сравнивая Пруста с поколением довоенных русских, Г<осподин> Вышеславцев забывает о том, что пить чай, спать днем, а ночью гулять – все это с искусством не имеет ничего общего. Иначе все мы были бы Прустами.
Большое достижение Пруста заключается в том, что он обрел жизнь свою в писании, тогда как поколение довоенных русских растратило ее в разговорах.
Кроме того, меня лично удручает банальность примеров, приведенных Господином Вышеславцевым. Каждый из нас, хоть раз в жизни, наслаждался запахом хороших духов или красотой осеннего вечера. По отношению к Прусту он мог бы и даже должен был выбрать что-нибудь получше». (Cahiers de la quinzaine, XX-eme serieT 5, Paris, 1930, 25 fevrier. C. 50-51. Пер. с фр. В. Лосской.)
В обмене мнениями приняли участие Бенжамен Кремье, Ренэ Лалу, Марсель Пеги, Н. Д. Городецкая, Жан Максанс, Ю. Л. Сазонова.
3 Имеется в виду Б. К. Зайцев (в числе приглашенных на собрание был также его однофамилец – Зайцев Константин Иосифович (в монашестве – архимандрит Константин; 1887 – 1975), литературный критик, богослов).
