71
Дорогая Саломея!
Огромное спасибо. Возопила к Вам по телеграфу из-за необходимости внезапного отъезда С<ергея> Я<ковлевича> – кр<асно->крестовая стипендия кончилась, а каждый липший день – 45 фр<анков>.
Мы наверное тоже скоро вернемся – не позже 10-го, очень уж здесь холодно по ночам, утром и вечером (NB! А когда – не).
Приеду и почитаю Вам Молодца и попрошу совета, что мне с ним делать дальше – разные планы.
Целую Вас и горячо благодарю.
МЦ.
St. Pierre-de-Rumilly (H<au>te Savoie)
Chateau d’Arcine
27-го сент<ября> 1930 г.
72
Медон, 3-го марта 1931 г.
Дорогая Саломея! Высылаю Вам Новую газету1 – увы, без своей статьи, и очевидно без своего сотрудничества впредь. Как поэта мне предпочли – Ладинского, как «статистов» (от «статьи») – всех. Статья была самая невинная – О новой русской детской книге2. Ни разу слова «советская», и равняла я современную по своему детству, т. е. противуставляла эпоху эпохе. Политики – никакой. Нино – имела неосторожность упомянуть и «нашу» (эмигрантскую) детскую литературу, привести несколько перлов, вроде:
В стране, где жарко греет солнце,
В лесу дремучем жил дикарь.
Однажды около оконца
Нашел он чашку, феи дар.
Дикарь не оценил подарка:
Неблагодарен был, жесток.
И часто чашке было жарко:
Вливал в нее он кипяток.
А черный мальчик дикаря
Всегда свиреп, сердит и зол –
Он, ЛОЖКУ БЕДНУЮ МОРЯ,
Всегда бросал ее на ПОЛ (NB! ударение)
и т. д.
– Попутные замечания. – Противуставление русской реальности, верней реализма – этой «фантастике» (ахинее!), лже-фантастики тамбовских «эльфов» – почвенной фантастике народной сказки. И т. д.
И – пост-скриптум: «А с новой орфографией, по к<отор>ой напечатаны все эти прекрасные дошкольные книги, советую примириться, ибо: не человек для буквы, а буква для человека, особенно если этот человек – ребенок».
И – пространное послание Слонима: и в России-де есть плохие детские книжки (агитка) – раз, он-де Слоним очень любит фей – два. А – невымолвленное три (оно же и раз и два!) – мы зависим от эмиграции и ее ругать нельзя. Скажи бы так – обиды бы не было, – да и сейчас нет! – много чести – но есть сознание обычного везения и – презрение к очередным «Числам».
А стихов – мало, что даже не попросили, а на вопрос: будут ли в газете стихи? – Нет. – Раскрываю: Ладинский.
Словом, мой очередной деловой провал. Вырабатывать (NB! будь я не я или, по крайней мере, хоть лошадь не моя!) могла бы ежегазетно франков полтораста, т. е. 300 фр<анков> в месяц.
Перекоп лежит, непринятый ни Числами, ни Волей России, ни Современными (NB! Руднев – мне: «у нас поэзия, так сказать, на задворках»). Молодец (франц<узский>) лежит, – свели меня с Паррэном3 (м. б. знаете такого? советофил, Nouv<elle> Revue Franc<aise>4 – женат на моей школьной товарке Чалпановой5, – читала-читала, в итоге оказывается: стихов не любит (NB! ТОЛЬКО СТАТЬИ!) и никакого отношения к ним не имеет (только к статьям!). Так и ушла, загубив день. – Встреча была где-то в 19-ом arrond<issement> , на канале.
Вещь, к<отор>ую сейчас пишу – все остальные перележит.
А дела на редкость мрачные. Всё сразу: чехи, все эти годы присылавшие ежемесячно 300 фр<анков>, пока что дали только за январь я когда дадут и дадут ли – неизвестно. Д<митрий> П<етрович> уже давно написал, что помогать больше не может, – не наверное, но почти, или по-другому как-то, в общем: готовьтесь к неполучке. Вере С<увчин>ской (МЕЖДУ НАМИ!) он потом писал другое, т. е. что только боится, что не сможет. А терм 1-го апреля и не предвидится ничего. Мирские деньги были – квартирные. Просто – негде взять. С газетой, как видите, сорвалось, сватала Перекоп Рудневу – сорвалось, Молодца – Паррэну и другим – сорвалось.
Поэтому, умоляю Вас, дорогая Саломея, не называя меня – воздействуйте на Д<митрия> П<етровича>. Без этих денег мы пропали. Если бы он категорически отказался, но этого нет: «боюсь, что не смогу» – пусть не побоится и сможет. (NВ! этого не сообщайте, вообще меня не называйте, просто скажите, что я – или мы (NВ! он больше С<ергея> Я<ковлевича> любит!) в отчаянном положении, что я сама просить его не решаюсь, – словом, Вам будет виднее – как!).
Этот несчастный терм (1-го апреля) – моя навязчивая мысль.
– Единственная радость (не считая русского чтения Мура, Алиных рисовальных удач и моих стихотворений) – за все это время – долгие месяцы – вечер Игоря Северянина6. Он больше чем: остался поэтом, он – стал им. На эстраде стояло двадцатилетие. Стар до обмирания сердца: морщин как у трехсотлетнего, но – занесет голову – все ушло – соловей! Не поет! Тот словарь ушел.
При встрече расскажу все как было, пока же: первый мой ПОЭТ, т. е. первое сознание ПОЭТА за 9 лет (как я из России).
Обнимаю Вас, дорогая Саломея, умоляю с Мирским.
Бровь моя так и осталась с лысиной, т. е. я – полуторабровой.
МЦ.
ГОВОРЯ С Д<МИТРИЕМ> П<ЕТРОВИЧЕМ> НЕ УПОМИНАЙТЕ НИ О КАКОЙ ВЕРЕ.
P. S. А вдруг Вы уже вернулись и с Д<митрием> П<етровичем> говорить не сможете? Дни летят, Ваше письмо – только что посмотрела – от 20-го, и Вы пишете, что Вы уже две недели в Лондоне. Посылаю на Colisee в надежде, что перешлют.
Как ужасно, что я Вас только сейчас благодарю за иждивение!
Дорогая Саломея!
Сердечное спасибо за иждивение.
Очень рада, что пришелся Мур, Вы ему тоже пришлись.
(Выходя: – понравилась? Он: грубым голосом: «Вообще – милая». А вообще женщин без исключения – не переносит.)
Перекоп сдаю (на авось)1 в воскресенье. На очереди «Gars»2, (Muselli3).
Хотите повидаемся на следующей неделе? М. б. соберемся с С<ергеем> Я<ковлевичем>, он очень хотел бы Вас повидать.
Целую Вас.
МЦ
17-го марта 1931 г
Машиной играет весь дом.
74
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
26-го марта 1931 г.
Дорогая Саломея! Большая, большая просьба: не подарили ли Вы бы мне 80 фр<анков> на башмаки, мои совсем отслужили: одни отказались чинить, а другие, к<отор>ые ношу три года, так разносились, что спадают с ног, так что ходить не в чем. А в Самаритэне как раз продаются Semelle Uskide , такие же, какие я проносила 3 года, не чиня подошвы. 80 фр<анков>. Но их безнадежно – нет.
Вы бы этим подарком меня спасли.
– Очень хорошо у Вас было в прошлый раз – м. б. впадение в детство с Аней Калин? Кстати, дома она была Нюта, у нас, из протеста, Аня1.
До свидания, надеюсь скорого. Мур твердо ждет приглашения. Свободен все дни кроме четверга (Закон Божий!)
МЦ
Сердечное спасибо, дорогая Саломея! Башмаки куплены – чудные – будут служить сто лет. Обнимаю Вас!
ТВЕРДООБУТАЯ
МЦ
Что Ваша Голландия? Ваш голландец (летучий) уже здесь. Скрывается (NB! Кажется – только от меня!)
Медон, 31-го марта 1931 г
Запоздалое Христос Воскресе, дорогая Саломея! Где Вы и что Вы?
Были ли в Голландии? Видела Мирского, но не преувеличивая (здесь: не преуменьшая) ровно три минуты, на вокзале, на проводах Извольской1, в толпе снимающих, снимающихся, плачущих и напутствующих.
Напишите два словечка и, если можно, пришлите иждивение.
Целую Вас.
МЦ.
21-го апреля 1931 г.
Meudon (S. et O. )
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
77
Медон, 23-го апреля/6-го мая 1931г.
Сердечное спасибо, дорогая Саломея, за иждивение и за позднюю благодарность.
Нынче Мурины имянины (Георгиев день) и ознаменованы они следующим речением: – Мама! как по-французски Бердяев? – Так и будет – Бердяев, если хочешь – Berdiaeff. – А-а… А почему я на одной книге прочел – BOURDEL?
Кстати, когда я ему передала, что сейчас у Вас уехала прислуга и т. д. – «А зачем мне прислуга?» – «Ты же собирался у Саломеи завтракать!» – «А Саломея сама не умеет готовить?» – «Нет». – «Пусть научится!»
П. П. С<ув>чинский tout crache .
Обнимаю Вас.
МЦ.
78
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
10-го мая 1931 г
Дорогая Саломея!
Хорош вечер1: 1) без брови (к 30-му от остающегося миллиметра не будет и следа) 2) без платья (то что есть – до колен) и без участников. Боясь душевных осложнений (просить, благодарить, жалеть, что просила и благодарила) – решила одна. 1-ое отд<еление> – стихи, второе – проза (новая, для Вас ОСОБЕННО – интересная, честное слово!) третье – опять стихи.
Посылаю Вам 10 билетов с безмолвной просьбой. А если Путерману послать штук пять – продаст (хоть один??) Если думаете, что да (хоть 1/2!), сообщите мне, милая Саломея (NВ! здорово я написала Ваше имя! ) его адрес.
Когда повидаемся? Что у Вас нового? Как здоровье? Напишите словечко!
МЦ.
79
Meudon (S. et О.)
2, Av<enue> Jeanne d’Arc
18-го мая 1931 г.
Дорогая Саломея! Можно в спешном порядке попросить Вас об иждивении: шьется – с грехом пополам – платье (из бывшего, далеких дней молодости, к счастью длинного – платья вдовы посла Извольского1. Красного (платья, а не посла!) и нужно на днях за него платить.
Дикая жалость, что Вас на вечере не будет, ибо – Христом Богом, умоляю: до 30-го никому ни слова – читать буду:
История одного посвящения2
– то есть:
«Уезжала моя приятельница в дальний путь, замуж за море» – разбор и пожжение бумаг – то же по инерции у меня дома – и, – налету уже жгущей руки – что это такое?
Печатное – большое – кем-то вырезанное.
и:
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим
II
Г<ород> Александров Владимирской губ<ернии>. Лето. Шестнадцатый год. Народ идет на войну. Я пишу стихи к Блоку и впервые читаю Ахматову. У меня в гостях Осип Мандельштам. – Эпизоды – (прогулка по кладбищу, страх быка (теленка), М<андельшта>м и нянька, М<андельшта>м и монашка и т. д.) – Отъезд. – Из Крыма стихи:
Не веря воскресенья чуду…
III
Читаю газетную вырезку с описанием как, где и кому написаны эти стихи. Оказывается – очень хорошенькой, немножко вульгарной женщине-врачу – еврейке – на содержании у армянского купца. В Крыму (вместо Коктебеля, места совсем особого, единственного, дан Крым Ялты и Алупки). Местное население показывает М<андельшта>му свиное ухо (NВ! В Крыму! На добрую четверть состоящем из евреев!)
И так далее.
И вот, строка за строкой – отповедь.
Заключительные строки:
– Не так много мне в жизни посвящали хороших стихов и, главное, не так часто вдохновение поэта – поэтом, чтобы мне это вдохновение уступать так даром зря (небывшей) подруге (небывшего) армянина.
Эту собственность – отстаиваю.
Автора фельетона1 – угадываете. Нужно думать – будет в зале. Поделом.
Да, еще такая фраза:
– Если хочешь писать быль, знай ее. Если хочешь писать поэму – жди сто лет либо не называй имен.
Вот потому-то и жалею, что Вас, милая Саломея, не будет, ибо в 2-ой части дан живой М<андельшта>м и – добро дан, великодушно дан, если хотите – с материнским юмором.
Очень, очень прошу – до вечера ни слова, пусть будет сюрприз.
Обнимаю Вас и люблю.
МЦ.
Пишите о жизни, здоровье, летних планах. Когда думаете в Париж?
Никто ничего не отнял, –
Мне сладостно, что мы врозь!
Целую Вас через сотни
Разъединяющих верст.
Я знаю, наш дар – неравен,
Мой голос впервые – тих.
Что Вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!
На страшный полет крещу Вас:
Лети, молодой орел!
Ты солнце стерпел, не щурясь, –
Юный ли взгляд мой тяжел?
Нежней и бесповоротней
Никто не глядел Вам вслед
Целую Вас – через сотни
Разъединяющих лет.
12-го февраля 1916 г.
Из Москвы в Петербург
О. Мандельштаму – МЦ.
(NB! Я не знала, что он – возвращается)
80
Медон. 31-го мая 1931 г., Троицын день
Дорогая Саломея,
Все в порядке и большое спасибо и большое простите – не писала из-за вечера, который – слава Богу – уже за плечами.
До последней минуты переписывала рукопись «История одного посвящения», где, не называя Вас (ибо не знаю как бы Вы отнеслись, если ничего не возражаете, в печати назову – вещь пойдет в Воле России1, где не называя Вас, защищала и Ваше (посвящение) от могущих быть посягательств и присвоений.
Вечер прошел с полным успехом, зала почти полная. Слушали отлично, смеялись где нужно, и – насколько легче (душевно!) читать прозу. 2-ое отд<еление> были стихи – мои к М<андельшта>му2, где – между нами – подбросила ему немало подкидышей – благо время прошло! (1916 г. – 1931 г.!) (Он мне, де, только три, а ему вот сколько!) А совсем закончила его стихами ко мне: «В разноголосице девического хора», – моими любимыми.
Денежный успех меньше, пока чистых 700 фр<анков>, м. б. еще подойдут, – часть зала была даровая, большая часть 5-франковая, «дорогих» немного. Но на кварт<ирный> налог (575 фр<анков>) уже есть – и то слава Богу. Хотя жаль.
С иждивением, милая Саломея, то, что Вы мне писали – грустно, но что ответить, кроме (как в любви) – Спасибо за бывшее. Дайте мне кстати адрес Ани Калин (в гимназии она была Аня и Калин), хочу ее поблагодарить.
Да! Георгия Иванова (автора лже-воспоминаний – «Китайские тени» – уже вышли отдельной книгой)3 на вечере не было, ибо – en loyal ennemi приглашения не послала, но Г. Адамович (близнец) был и – кажется – доволен4. С<ергей> Я<ковлевич>, сидевший рядом с ним, слышал его ремарку: «Нападение номер два». (По-моему – хорошо.)
Обнимаю Вас и люблю. Пишите. Когда «домой»? (Беру в кавычки ибо у Вас как у Персефоны1 дома нет.)
МЦ.
<Приписки на полях:>
С<сргей> Я<ковлевич> Вас очень приветствует и тоже по Вам соскучился. А Мур упорно и терпеливо ждет приглашения. Автомобиль жив.
Да! Читала я в красном до полу платье вдовы Извольского и очевидно ждавшем меня в сундуке 50 лет. Говорят – очень красивом. Красном – во всяком случае. По-моему, я цветом была – флаг, а станом – древком от флага.
Когда читала о М<андельшта>ме, по залу непрерывный шепот: «Он! Он! Он – живой! Как похоже!» и т. д.
72
1 «Новая газета: Двухнедельник литературы и культуры». Париж, 1 марта – 1 мая 1931 г., № 1 – 5. Редактор – М. Л. Слоним.
2 О статье «О новой русской детской книге» (т. 5) см. письмо 56 к А. А. Тесковой (в т. 6) и письмо 14 к Р. Н. Ломоносовой. Ладинский Антонин Петрович (1896 – 1961) – поэт и прозаик, реэмигрант (с 1955 г.). В «Новой газете» (№ 1) было опубликовано его стихотворение «Среди кузин и теток…» (1931), а также рецензия В. Варшавского на первую книгу его стихов «Черное и голубое» (1930).
3 См. письмо 56 к А. А. Тесковой и комментарий 4 к нему (т. 6).
4 См. там же.
5 Челпанова (у Цветаевой описка) Наталья Георгиевна, жена Б. Парэна, художница-иллюстратор.
6 См. письмо к И. Северянину и комментарии к нему.
73
1 По-видимому, речь идет о возможности напечатать «Перекоп» в газете «Россия и Славянство» (см. письмо 58 к А. А. Тесковой в т. 6 и письмо 15 к Р. Н. Ломоносовой). Однако публикация поэмы не состоялась.
2 О публикации отрывка из французского «Молодца» («Le Gars») см. комментарий к письму 45 к Н. П. Гронскому.
3 Возможно, имя издателя.
74
1 См. комментарий 4 к письму 50.
76
1 Е. А. Извольская уезжала в Японию, к жениху. Вскоре вернулась во Францию. См. также очерк «История одного посвящения» (т. 4).
78
1 О вечере М. Цветаевой 30 мая 1931 г. (зал «Эвритмия», 6-bis, rue Carapagne-Premiere) см. письма 79 и 80.
79
1 Извольский Александр Петрович (1856 – 1919) – дипломат, посол России во Франции (1910 – 1917). Его вдова, Маргарита Карловна (урожденная баронесса Толль; ум. в 1942 г. в Америке). Родители Е. А. Извольской.
2 Очерк «История одного посвящения» и комментарии к нему см. в т. 4.
3 Георгий Иванов. См. письмо 80.
80
1 «История одного посвящения» при жизни Цветаевой опубликована не была. «Воля России» прекратила свое существование в начале 1932 г. О несостоявшейся публикации очерка см. также у М. Л. Слонима (Воспоминания о Цветаевой. С. 335 – 336).
2 «Никто ничего не отнял!..», «Собирая любимых в путь…», «Ты запрокидываешь голову…», «Откуда такая нежность?..» и др. (т. 1).
3 Часть беллетризованных мемуарных очерков, написанных Г. В. Ивановым в 1920-е годы, составила книгу «Петербургские зимы», которая вышла в 1928 г. (Париж, изд-во «Родник»). Глава в книге, посвященная Мандельштаму, гораздо в меньшей степени беллетризована, чем поздний очерк «Китайские тени» (Последние новости. 1930. 22 февраля), вызвавший резкую критику Цветаевой.
4 Однако в своем отзыве о вечере М. Цветаевой Адамович не удержался, чтобы не упрекнуть ее в «мелочности», излишнем «полемическом задоре» (Иллюстрированная Россия. Париж. 1931. № 26. С. 13).
5 Персефона, богиня царства мертвых, дочь богини Деметры, часть года могла жить на земле, а остальное время вынуждена была находиться в подземном царстве (греч. миф.).
